Хелен с неохотой согласилась, и на следующий день рано утром Франц уехал на похороны. Когда Курт пришел на кухню, Хелен уже собиралась уходить. Сначала он посмотрел на нее, потом на рюкзак и на две хозяйственные сумки, стоящие на полу.
— Мама, — сказал он, — я пойду с тобой, ты ведь знаешь, что тебе будет тяжело пробираться по этому снегу.
— Нет, так мы будем слишком заметными. Вспомни, что хомячить официально запрещено. Но это не воровство, а нам надо выживать.
— Может, я пойду чуть поодаль? Хелен покачала головой.
— Нет, Курт. Ты старший и должен присматривать за остальными детьми.
Пока Хелен надевала ботинки, она дала Курту напоследок несколько наставлений:
— Все вы должны оставаться дома и не ходить в школу сегодня и завтра. У нас есть немного хлеба. Делите его аккуратно и ешьте медленно. Закутайтесь в одеяла, чтобы быть в тепле. Возможно, папы не будет еще несколько дней, но я обещаю вернуться к завтрашнему вечеру с пищей для вас.
Она взвалила на себя рюкзак и взяла обе сумки.
— Возвращайтесь в свои кровати и поспите еще. Не волнуйтесь за меня, если я припоздаю немного. Поезда никогда не приходят вовремя.
— Мама, — сказал Курт, — мы будем молиться за тебя.
Они быстро обнялись, и она ушла.
Даже в эти ранние часы вокзал во Франкфурте был уже запружен людьми. Подобно Хелен, многие из них поехали в сельскую местность, чтобы добыть продукты, и к тому моменту, когда поезд в Эшенрод прибыл на станцию, он был переполнен. Хелен расчистила себе путь внутри вагона, благодарная за то, что для нее нашлось место, пусть даже и не сидячее, и счастливая, что ей не пришлось стоять на сквозняке в тамбуре между вагонами или на ступеньках, вцепившись в поручни.
Хелен, тесно зажатая со всех сторон людьми в вагоне, расслабилась. Она смотрела на своих молчаливых попутчиков, покачивающихся в унисон со звуками парового двигателя, близость к которому обеспечивала тепло. Многие из них были среднего возраста, несколько молодых людей, несколько стариков и ни одного ребенка. У мужчин были небритые подбородки и потертые воротники, многие носили повязку на рукаве, которая гласила «Kriegsversehrt» — «инвалид войны». На женщинах были пальто, которые не всегда подходили им по размеру и покрою, — часть гуманитарной помощи, с благодарностью принимаемой капитулировавшим народом.
Во Франкфурте шел снег, но когда поезд приблизился к Фогельсбергским горам, тучи рассеялись. Выйдя на станции, Хелен глубоко вдохнула свежий утренний воздух и отправилась по направлению к деревне, до которой было около четырех километров. Воздух был чистый, хотя и морозный. Иногда выглядывало солнце, и густой снежный покров на елях сверкал в его лучах, подобно ювелирным украшениям. В лесу не было слышно ни звука: ни пения птиц, ни жужжания пчел, ни шуршания лягушек в сухих листьях — ничего, но все находилось в плену хрустального зимнего великолепия. Хелен не могла не остановиться и не поблагодарить Бога за такую красоту. Внезапно закаркали вороны, выведя ее из задумчивости.
Когда она вышла из леса, снова начал мягко падать снег. Она надеялась, что Йосты пустят ее переночевать. Когда она подошла к дому, фрау Йост выходила из загона для скота, неся по ведру парного молока в каждой руке.
— Фрау Хазел, это вы? Не могу поверить! Должно быть, вы замерзли. Заходите и отдохните у нас.
Господин Йост сидел за кухонным столом, читая газету. Услышав незнакомые шаги, он повернулся, затем быстро вскочил и схватил Хелен за руку.
— Добро пожаловать обратно к нам! — вскричал он, — Как дети? Как малышка?
Хелен присела на один из деревянных стульев и начала рассказывать о детях.
Вдруг герр Йост взглянул на сумки Хелен.
— Вы пришли за продуктами. Неужели в городе все так плохо?
Пока фрау Йост накрывала на стол, раскладывая толстые ломти хлеба, кусок масла и горячее молоко, Хелен рассказывала о трудностях первых послевоенных месяцев в городе.
— Не волнуйтесь ни о чем! — сказала фрау Йост. — Мы позаботимся о том, чтобы вы отвезли домой достаточный запас пищи.
Она начала суетиться и бегать, а спустя некоторое время выставила перед ней подсолнечное и сливочное масло, муку, хлеб, сахар, яйца, картофель и еще многое другое. Потом она отправила Хелен к родственникам Йоста. Когда они узнали о бедственном положении в городе, тоже нагрузили ее, да так, что она выглядела как Санта–Клаус в Новый год с мешком подарков для детей. О голоде можно было забыть на ближайшие несколько недель.
Хелен вернулась на ферму к Йостам, куда ее пригласили переночевать. Фрау Йост настояла на том, чтобы Хелен отправилась в дорогу на рассвете, и обещала разбудить ее пораньше, чтобы успеть на запряженные лошадьми сани, которые каждое утро едут к станции.