Где он брал их? Я сближаю в вашей памяти два факта: Коротков, участник в деле, жил в Бахмуте в это время, Коротков дал на дело 2 000 руб., и к этой сумме приближается итог посылок в Одессу. Оставалось, для безопасности, отклонить подозрение от себя. Гаврилов, по плану Виттана, был таким человеком. Деньги посылаются через Носова, близкого Гаврилову человека, бывшего его крепостного. К этому человеку Коротков вхож, и ему легко было воспользоваться услугой Носова, сказав ему, что «твой барин велел услать этот пакет». В почтамте же не могло возникнуть затруднения – там не проверяют личности отправителя, а только получателя. Машины куплены и отправлены на имя Носова, того самого Носова, который посылал сомнительную гавриловскую денежную посылку. На перепутье машины побывали в Копанках. Здесь их не прятали, не скрывали. Они открыто стояли на возах. Не видать никаких мер предосторожности, которые бы принимал Гаврилов и которые давали бы нам право заключать, что Гаврилов знал назначение вещей и опасался чужого любопытства. Из Копалок машины едут в Бахмут. Кто и где хранил их в Бахмуте, это не относится до Гаврилова, и мы займемся теперь одновременно с путешествием машин историей сближения и тех переговоров участников варваровского учреждения, которые в это время начались и деятельно велись между членами товарищества.
Гудков, как вы знаете, уехал от Гаврилова, когда прибыли машины; несколько времени он прожил у матери в Воронеже. Наступило время действия, и его вызвали. Он говорит, что вызвали его телеграммой и неподписанным письмом, присланным ему Гавриловым.
Письма этого нет, как вообще многих важных документов, известных дословно Гудкову, но почему-то не сохранившихся. Остановимся на телеграмме.
Она Гавриловым не подписана, однако настаивают, что она – его. Эксперты видят в ней сходство с рукой Гаврилова, но при этом заявляют и о намеренном искажении руки и сходстве ее также с рукой Милевского.
Значение экспертизы учителей чистописания вам объяснил прокурор. Я присоединяюсь к этому мнению. Тем более оснований не доверять экспертизе, что их мнение о намеренном изменении руки не вяжется с обстоятельствами дела. Если Гаврилов хотел скрыть свое участие, то при близости его с домом Милевского он мог просить написать ее кого-нибудь из этого дома. Содержание телеграммы обыденно и просто, и бояться было нечего. Телеграмма подписана «Херсонским». Имя это, по свидетельству оговорщиков, носил Виттан. Значит, она ему и принадлежала.
Но обвинению необходимо доказывать, что сзывал людей в Харьков Гаврилов, и оно допускает произвольно, что на этот раз именем Херсонского подписался Гаврилов. Когда соберется много других данных против Гаврилова, обвинение не будет ему приписывать этой фамилии, но теперь, в этот момент, еще ничего нет против него, так отчего же не отнести к нему этой телеграммы.
Гудков приезжает в Харьков. Не застал Гаврилова и идет к Беклемишеву. Там было совещание. Я не стану на этом останавливаться: защита Беклемишева разберет, был ли Гудков у Беклемишева и было ли совещание. Отрицая то и другое, я попрошу вас припомнить несогласие Гудкова и Солнцева по этому обстоятельству и противоречие их в том, был ли Щипчинский при совещании.
Затем Гаврилов, принимающий в телеграммах чужое имя, не подписывающийся в письмах к Гудкову, везет Гудкова с собой до Бахмута, когда уже решено место и время подделки.
Я эту поездку не отвергаю, но обращу на нее внимание как на довод за то, что Гаврилов оттого не опасался ехать по дороге, где его все знали, с Гудковым, что не знал ни затей, ни дела, на какое решился Гудков с товарищами.
Гудков в Ростове; он сманивает Зебе, другого оговорщика; Зебе от Гаврилова не получал приглашения, но приглашен его именем. Чтобы уехать, надо предлог; придумано написать письмо на немецком языке от родителей и прислать его к Зебе: он покажет хозяину и уедет. Пишут письмо и отсылают его с эстафетой Гаврилову, чтобы он переписал его и прислал от имени родителей Зебе.
Письмо, говорят, было прислано. Но опять-таки нет его в наличности, и мы не можем судить о достоверности рассказа, что его писал Гаврилов.
Что же касается денег, то указывают на то, что 300 руб. присланы; а что присылка эта имела соотношение с приглашением Зебе, ссылаются на телеграмму, которую Гудков писал Гаврилову: «Товар куплен, недостает 300 руб.». Телеграмма эта в переводе, сделанном Гудковым, значит: Зебе согласился на наем, нужно 300 руб.
Все это объяснено, но не обращено внимания вот на что: телеграмма послана 2 февраля 1865 г., а деньги, посылку которых не отвергает Гаврилов, объясняя ее поручением Гудкову купить железа в Ростове, – отправлены 30 января. Допустив связь телеграммы и посылки денег, приходится сказать, что бывают иногда следствия прежде причин; но с этим согласиться трудно.
Этим исчерпывается все, чем обвинение располагает по вопросу о приготовлении Гавриловым средств и людей для дела.
Самое дело не удалось, – серии вышли плохи; компания распалась, развела другие преступления, и люди рассеялись.