Волосы мистера Родса совсем поседели, под глазами набрякли темные мешки, веки покраснели. На шею свисал второй подбородок. Во взгляде погас прежний огонь пророка. Всего за полгода, прошедшие с неудачного налета Джеймсона, мистер Родс сильно сдал.
Джордан вспомнил тот день, когда до них дошли новости о провале, — он сам сообщил их мистеру Родсу в этой самой библиотеке.
В тот день пришли три телеграммы. Джеймсон адресовал свою не в Гроте-Схюр, а в офис мистера Родса в Кейптауне, и она неделю пролежала в почтовом ящике безлюдного здания. Телеграмма начиналась словами: «Поскольку я не получил от вас возражений…»
Второе сообщение пришло от городского судьи в Мейфкинге мистера Бойса: «…полковник Грей выехал с отрядом полиции на помощь доктору Джеймсону…»
Последнюю телеграмму прислал начальник полиции в Кимберли: «Считаю своим долгом уведомить вас, что доктор Джеймсон во главе вооруженного отряда пересек границу Трансвааля…»
Мистер Родс читал телеграммы, аккуратно разложив их перед собой на столе.
— Я думал, что остановил Джеймсона, — бормотал он. — Думал, что он понимает необходимость подождать…
Дочитав последнее сообщение, он стал белее мела, лицо обвисло, точно неподнявшееся тесто.
— Бедняга Джеймсон, — наконец прошептал он. — Мы были друзьями двадцать лет, а потом он взял и уничтожил меня. — Мистер Родс поставил локти на стол и закрыл лицо руками. Просидев так довольно долго, он вдруг отчетливо произнес: — Ну что же, Джордан, теперь я увижу, кто мой настоящий друг.
Мистер Родс провел пять бессонных ночей. Джордан лежал без сна в своей спальне дальше по коридору, прислушиваясь к тяжелым шагам. Задолго до рассвета раздавался звон колокольчика — мистер Родс звал Джордана на верховую прогулку по Столовой горе. А возвратившись в огромный белый особняк, они узнавали о новых отречениях и отказах и беспомощно следили, как рушится и превращается в пыль все созданное Родсом.
Тогда-то и приехал Арнольд. Он был назначен вторым секретарем, и Джордан с радостью принял его помощь, передав ему управление утомительными мелочами в сложном хозяйстве большого дома. Новичок сопровождал их в поездке в Лондон после провала авантюры Джеймсона и не отходил от мистера Родса ни на шаг во время долгого путешествия через Суэцкий канал, Бейру и Солсбери.
А теперь Арнольд почтительно вытянулся возле стола мистера Родса, подавая отпечатанные листы, забирая отредактированный текст и протягивая новую страницу.
Джордан с завистью — и уже не в первый раз — отметил гладкую кожу и белокурые волосы: Арнольд обладал именно такой внешностью, которая нравилась мистеру Родсу. Юноша вел себя скромно и открыто, а когда смеялся, то весь словно светился изнутри. Арнольд окончил Ориэл-колледж, где в свое время учился и мистер Родс. С каждым днем становилось все очевиднее, что общество Арнольда доставляет мистеру Родсу такое же удовольствие, какое он раньше испытывал в обществе Джордана.
Джордан тихонько ждал у дверей, чувствуя себя не в своей тарелке в том самом месте, которое привык считать домом.
Наконец мистер Родс передал последний отредактированный листок Арнольду и поднял взгляд:
— А, это ты, Джордан! Я хотел предупредить тебя, что решил перенести дату отъезда в Булавайо. Мои родезийцы нуждаются во мне, я должен поскорее отправиться к ним.
— Я немедленно займусь этим, — кивнул Джордан. — Когда вы хотели бы выехать, мистер Родс?
— В следующий понедельник.
— Мы, разумеется, поедем на экспрессе из Кимберли?
— Ты со мной не поедешь, — холодно заявил мистер Родс.
— Простите, мистер Родс, я не понял, — в недоумении ответил Джордан.
— От своих сотрудников я требую абсолютной преданности и честности.
— Да, мистер Родс. Мне это известно, — кивнул Джордан. На его лице вдруг отразилось смятение. — Вы ведь не хотите сказать, что я когда-либо обманул ваше доверие или повел себя бесчестно…
— Арнольд, возьми, пожалуйста, эту папку и передай ее Джордану, — велел мистер Родс.
Арнольд бесшумно прошел по толстому ковру и протянул папку. Джордан впервые заметил в глазах юноши не только прямодушие и дружеское беспокойство, но и проблеск злорадства, злобный, как удар хлыстом в лицо. Он проявился лишь на долю секунды, исчезнув так быстро, будто его и не было. Тем не менее у Джордана возникло ощущение незащищенности перед неведомой угрозой.