И плачут ангелы

В обширной прихожей пол был выложен плитками черного и белого мрамора, словно шахматная доска. На тяжелой двери из красного тика блестела ручка из отполированной меди. В свете лампы, которую нес Джордан, причудливые тени плыли по мраморному полу и метались, будто летучие мыши, под высоким резным потолком. Посреди прихожей стоял массивный стол с серебряными подносами для почты и визитных карточек посетителей. Между ними высилась созданная руками Джордана декоративная композиция из высушенных веточек протеи.

Джордан поставил лампу из севрского фарфора на стол, точно на языческий алтарь, и, отступив назад, медленно поднял голову. Каменная птица из Зимбабве занимала высокую нишу, охраняя вход в Гроте-Схюр. Невозможно было не почувствовать магическую силу статуи, — казалось, молитвы и заклинания древних жрецов Зимбабве все еще витают в воздухе, а кровь жертв запятнала мраморный пол дрожащими тенями. Пророчества умлимо, избранницы древних духов, наделяли изваяние жизненной силой.

Зуга Баллантайн своими ушами слышал предсказания умлимо из ее уст и слово в слово записал их в дневнике. Джордан перечитывал записи сотни раз и, выучив их наизусть, сделал частью собственного ритуала обращения к богине. «До их возвращения не будет мира в королевствах Мамбо и Мономотапа, ибо белый орел будет сражаться с черным быком, пока соколы из камня не вернутся в родное гнездо».

Джордан посмотрел на гордую голову птицы, изогнутый хищный клюв и глаза, слепо глядящие на север, где в землях Мамбо и Мономотапа, которые теперь назывались Родезией, белый орел и черный бык вновь сошлись в смертельной схватке. Джордана охватило беспомощное отчаяние, он словно запутался в хитросплетениях судьбы и никак не мог вырваться на волю.

— Сжалься надо мной, о Великий канюк! — Он упал на колени перед статуей. — Я не могу уехать. Не могу оставить ни тебя, ни его. Мне некуда идти…

Джордан взял фарфоровую лампу со стола и высоко поднял ее над головой — в тусклом свете его лицо отливало зеленоватым цветом, будто вырезанное изо льда.

— Прости меня, Великий канюк… — прошептал Джордан и запустил лампой в стену, покрытую резными деревянными панелями.

На мгновение комната погрузилась во тьму. Затем по лужице растекающегося масла пробежал голубоватый огонек, и вдруг полыхнул столб пламени, достав до края длинных бархатных штор на окнах.

Первые клубы дыма окутали стоявшего на коленях Джордана, и он закашлялся. Как ни странно, после первой резкой боли в легких он почти ничего не почувствовал. Каменный сокол под потолком медленно отдалялся, расплываясь перед глазами, на которых выступили слезы.

Пламя низко загудело, вгрызаясь в деревянные панели, и вспыхнуло до потолка. Тяжелая штора прогорела насквозь и, падая, взметнулась, будто раскрывший крылья гигантский стервятник. Горящие крылья из плотного бархата накрыли стоявшего на коленях человека, прижав его к мраморному полу. Задыхаясь в густом дыму, Джордан даже не подумал сопротивляться, и через несколько секунд груда бархата превратилась в погребальный костер, пламя весело полыхнуло, лизнув пьедестал каменного сокола в высокой нише.

* * *

— Базо наконец вернулся из долины умлимо, — тихо сказал Исази.

Ральф не скрывал возбуждения.

— Ты уверен? — нетерпеливо спросил он.

Исази кивнул:

— Я сидел у костров его импи и своими глазами видел шрамы от пулевых ранений, сияющие на его груди, точно серебряные медали, своими ушами слышал, как он выступал перед своими амадода, вдохновляя их на предстоящие битвы.

— Где он, Исази? Скажи мне, где его найти!

— Он не один. — Исази вовсе не собирался испортить драматизм рассказа, преждевременно выдав самое главное. — С ним ведьма, его жена. Если Базо настроен воинственно, то эта женщина просто кровожадна! Танасе, избранница темных духов, безжалостна настолько, что, глядя на ее красоту, амадода вздрагивают, словно перед ними нечто невероятно уродливое.

— Где они? — повторил Ральф.

— К Базо также присоединились Зама и Камуза, самые необузданные и отчаянные из молодых индун, и привели с собой свои отряды — три тысячи лучших воинов, не знающих жалости. Во главе с Базо и Танасе эти импи опасны, как раненный в брюхо лев, и смертоносны, как старый буйвол, кружащий в густых зарослях, подстерегая неосторожного охотника…

— Черт побери, Исази! Хватит уже! — зарычал Ральф. — Скажи мне, где он!

Зулус принял обиженный вид и намеренно нюхнул табаку. Глаза у него заслезились, он с удовольствием прочихался и вытер нос ладонью.

— Ганданга, Бабиаана и Сомабулы с Базо нет, — подхватил свой рассказ Исази на том же самом месте, где Ральф так грубо его оборвал. — Амадода говорят о совете, который состоялся много недель назад в долине умлимо. Там старые вожди решили подождать божественного вмешательства духов и оставить дорогу на юг открытой, чтобы белые могли покинуть Матабелеленд, а до тех пор старые вожди будут сидеть на своих щитах.

Ральф поморщился и махнул рукой.

— Не торопись, мудрый Исази, — издевательски попросил он. — Расскажи нам все, в мельчайших подробностях.