И по делам твоим воздастся (СИ)

- Но что бы уехать, нужны деньги. Путь неблизкий, через Броды, надо добраться в Гамбург, там придется ждать подходящего парохода, иные и по нескольку месяцев ждут, потом обосноваться на новом месте, тоже нужны для начала некоторые сбережения. Я немного имею отложенных денег, на старость, у него тоже имеется запас, но этого мало. Поэтому я обратилась к Еве Адамовне, и она бы помогла, но я сказала о переходе в другую веру, как же она разбушевалась, как она кричала. А еще я, в пылу ссоры, напомнила ей, что только от деда, окрестившегося, она стала православной, не надо было этого говорить, у нее даже приступ случился. Потом мы успокоились, установили перемирье, но Ева Адамовна стала со мной намного холодней. А три дня назад я нашла у себя на столе, бумажный пакет в нем был кредитный билет на пятьсот рублей, записка и бутылочка с каким-то маслом. На пакете было мое имя, а в записке просьба, смазать этим маслом петли потайной двери и оставить незапертым замок французского окна на ночь. В записке было сказано, что ничего плохого делать, не намерены, просто надо тайно забрать некий документ, а просящий желает сделать это лично и были подробные инструкции, как открыть дверь. Я много раз перечитывала записку, думала, взять деньги, но ничего не делать, потом решила, что это будет не честно, потом подумала, что красть у нас нечего, в кабинете ничего ценного нет, не станут же ночью выносить мебель? А спальню свою Ева Адамовна всегда запирала сама, да и не должна была она в ту ночь оставаться в приюте, не понимаю, отчего изменились ее планы. В общем, как вы уже догадались, исполнила я все инструкции, свой кабинет заперла, чтобы из него в коридор не могли выйти. Ева Адамовна ушла пораньше, а я на всякий случай легла спать на диванчике, в нашей зале для приемов напротив кабинета. Только вот беда, сон у меня крепкий, когда вернулась, Ева Адамовна, даже не представляю, она могла войти через свою спальню, там тоже французское окно, с дверным замком, но она редко так делала. Утром я встала, открыла свой кабинет, там ничего не было тронуто, все на месте, занялась делами, в кабинет управляющей не заходила. Перед самым вашим приходом закончила писать рекомендательные письма девочкам-выпускницам, пошла в кабинет Евы Адамовны, чтобы оставить их у нее на столе для подписи, тогда ее и нашла.

Рахиль замолчала, крепко стиснув губы, она пыталась взять себя в руки, в который раз переживая случившееся и, наверно, виня себя. Я не знала чем ее утешить, поэтому решила, что лучше вернуться к деловому разговору.

- Рахиль Лейбовна, я вас не осуждаю, честное слово, сама женщина и мать, могу понять, но скажите, у вас сохранилась записка?

- Нет, записку я сожгла, а вот пакет и бутылочка сохранились. – И она вынула из ридикюля помятый бумажный пакет.

Я осмотрела его внимательно. Обыкновенный пакет, в который обычно упаковывают в магазинах покупки, с одной стороны было написано: «Рахиль Лейбовне». Надпись была сделана либо человеком еле умевшим писать, либо, что более вероятно, кто-то взял перо в левую руку, желая скрыть свой истинный почерк, значит, Рахиль могла его узнать. Бутылочка также обычная, в подобных бутылочках в аптеках продают микстуры.

- Рахиль Лейбовна, если вы не против, я оставлю это себе.

- Нет, конечно, не против, но я пришла еще просить вас об одном… – она замялась, и продолжила заискивающим тоном: – вы уважаемая женщина, к тому же знакомы хорошо, как мне кажется с господином Рудавским, не могли бы вы просить его за меня, ну что бы…, вы понимаете?

- Не думаю, что имею на него особое влияние, но попрошу, отнестись к вам не очень строго.

- Спасибо, я пойду, пожалуй.

- Что вы намерены делать дальше?

- Выходить замуж и уезжать. Сегодня утром приходил нотариус, Ева Адамовна все свое имущество завещала приюту и мне некоторую суму. – Она скривилась, будто собиралась вновь разрыдаться, но сдержалась. – Она не вычеркнула меня из завещания все же. Этих денег нам хватит.

Рахиль встала, собираясь уходить. Я спохватилась:

- Как же Вы отсюда выберитесь?

- Пешком дойду, всего несколько верст до города, я привыкла, а там возьму извозчика.

- Ну, нет, я вас так не отпущу, сейчас Иван отвезет вас в город.

- Не стоит беспокойства, Анастасия Павловна.

- Рахиль Лейбовна, не знаю, свидимся ли мы еще когда-нибудь, но я желаю вам всего наилучшего, Бог вам судья, я же могу только помолиться за вас. Посидите тут и подождите, Иван вас отвезет в город.

Рахиль снова всхлипнула, я сжала ее руку на прощание, она опустилась на диван, а я пошла, отдавать распоряжения.

Когда, наконец, последняя наша гостя уехала, мной овладела всепоглощающая усталость.

Остаток дня до ужина я провела в раздумьях, вспоминала рассказ Рахиль, все события последних дней, пыталась собрать воедино, то, что знала. Ужин закончился быстро, тетя вообще не спустилась в столовую, дети, вдоволь наевшись за обедом, только колупались в своих тарелках, аппетит не испортился лишь у мосье, впрочем, как всегда.