В это утро она имела часовую беседу со своими агентами и получила от них четкие, продуманные рекомендации по размещению денежных средств, после чего позавтракала в одиночестве, слушая по радио вести из Европы. После завтрака она, также в одиночестве, отправилась в кино на Керзон-стрит. Когда выходила из кино, уже темнело, а сейчас снаружи, за тяжелыми пунцовыми гардинами, падавшими тяжелыми складками, перетянутыми золотым шнуром, с золотой бахромой по нижнему краю, было совсем темно. Гардинами прикрывались новые черные шторы затемнения. Вечером она выйдет, чтобы поужинать в «Ритце» с Марго. Питера командируют куда-то, и Марго в его честь устраивает вечеринку. Анджела смешала себе большой коктейль, главными ингредиентами которого были водка и кальвадос. На приставном столике декораторы оставили электрошейкер. Они нередко оставляли в домах, где работали, разного рода дорогостоящие пустяки. Экономные хозяева возвращали их обратно, более рассеянные или же беспечные, посчитав этот оставленный предмет подарком, забывали за него поблагодарить, но пользовались им, затем ломали и платили по счету, приходившему год спустя. Анджеле нравились такие хозяйственные приспособления. Она включила шейкер, а когда коктейль был готов, взяла стакан с собой в ванну и лежала в ней, медленно потягивая напиток.
Коктейли Анджела пила не иначе как в одиночестве. В таком времяпрепровождении ей виделось нечто понятное лишь ей одной, но в то же время неуловимо-компанейское, легкая шалость, возможно, родившаяся во времена сухого закона, когда джин, перестав считаться напитком забулдыг, сделался атрибутом шикарного застолья, имевшим к тому же криминальный оттенок. Для Анджелы это была еще и память об отце и его друзьях, их празднествах, на которых они порою возглашали тосты и за нее, а также воспоминание о мужчине на корабле и о том, как пил он
Анджела, признававшая любые человеческие контакты лишь на ее условиях, пила коктейли исключительно в одиночестве. Но в последнее время все дни, похоже, были для нее сплошным одиночеством.
Пар от ванны, поднимаясь туманным облачком, оседал капельками на стакане. Она прикончила свой коктейль, чувствуя легкий туман внутри, и продолжала лежать в ванне, ни о чем не думая, ощущая лишь тепло от воды и выпитого алкоголя. Она позвонила служанке, попросила принести сигарету, неспешно выкурила ее до самого конца, попросила пепельницу, затем полотенце. Вот теперь она была готова к встрече с темнотой и холодом. Внимательно вглядываясь в зеркало, она заметила, что уголки губ немного опустились – не в гримасе недовольства, какую она часто замечала на лицах своих подруг, а в застылой маске смерти, которую наблюдают родные, сгрудившись у смертного одра близкого человека, читая в его чертах, что воля к жизни оставила его и он готов принять неизбежное.
За ужином она пила «виши» и рассуждала, как мужчина. Она говорила, что Франция не может сопротивляться, и Питер прибегнул к модному доводу, назвав ее «пятой колонной». Они пошли танцевать в «Сюиви». Она танцевала, пила «виши» и вела беседу по-мужски остроумно и тонко. В ушах у нее были новые сережки, выполненные в форме стрел с рубиновыми наконечниками. Тонкие изумрудные стрелы серег, казалось, пронзали мочки ушей. Серьги были сделаны по ее рисунку, и забрала она их у ювелира утром, возвращаясь от агентов. Женщины на вечеринке отметили эти серьги, как отметили и ее наряд во всех подробностях. Их всех присутствовавших женщин одета она была лучше всех, как это всегда и бывало, куда бы она ни шла.
На вечеринке Анджела оставалась до самого конца и к себе на Гросвенор-сквер возвратилась в одиночестве. Лифтера с начала войны после полуночи не бывало, и она, сама войдя в лифт, нажала кнопку и поднялась на свой мансардный этаж, в пустую молчаливую квартиру. Ворошить пепел в камине не было нужды – электрические угли в элегантной стальной корзинке светились ровно и всегда одинаково, пепла они не давали, и температура в комнате не менялась ни зимой, ни летом, ни днем, ни ночью. Анджела сделала себе большое виски с содовой и включила радио.
Звучали голоса – неустанно, на языках всего мира. Она слушала, крутила ручку настройки; иногда в хор голосов врывалась музыка, иногда слышалась молитва. Она налила себе еще виски с содовой.
Служанка ее жила отдельно, ей было велено Анджелу не дожидаться. Придя утром, она застала миссис Лайн в постели, но бодрствующей; платье, в котором та была накануне вечером, было аккуратно развешено, а не брошено в беспорядке на ковер, как это нередко бывало. «Я утро проведу в постели, Грейнджер, – сказала Анджела. – Принесите мне сюда радио и газеты тоже».
Позднее, приняв ванну, она вернулась в постель и, проглотив две таблетки снотворного, заснула и спала до тех пор, пока не пришло время вставлять в окна рамы с темными шторами, маскируя их темными гардинами.
Глава 9
– Как насчет мистера и миссис Приттимен-Партридж и их усадьбы. «Пивоварня» в Грентли-Грин?