...И помни обо мне. Повесть об Иване Сухинове

— Бог миловал. Да и кому ноне баловать? Которые были, так тех уж нет. — При разговоре мужик заговорщицки подмигивал левым глазом, сначала Сухинов насторожился, а потом понял, что это у него тик. Вообще у мужика был такой вид, что если кому и баловать на дороге, так только ему.

— Прими чарку за здоровье, — угостил Сухинов. Это хозяин сделал охотно и даже торопливо.

— А сам-то, добрый человек, куда путь держишь?

— По торговой надобности… Так, говоришь, спокойно в округе? И никакого шума не слыхать?

— У нас народец мирный. Которые шумели, тех приструнили давно. Нынче шуметь с оглядкой приходится.

— Почему так?

Цыган принял в себя вторую чарку, оживился.

— А то не знаешь? Царь-то, говорят, поддельный ноне. Не взаправдошный. Одна видимость, что царь.

— Как так?

Хозяин, испугавшись, что брякнул лишнее, перевел разговор на другое.

— Мы, конечно, люди маленькие, ничему не верим. Мало ли что брешут. Вон давеча купец проезжий, вроде тебя, чего придумал. Сказал, будто внук Стеньки Разина объявился. А нам что, уши воском не залепишь, слухаем. Понятно, ничему не верим. А слух есть, это точно.

— Вам бы того купца связать, да под надзор, — строго заметил Сухинов.

— А как же, — с готовностью отозвался хозяин. — Мы государю нашему и иному начальству слуги верные. Да ты сам посуди, умный человек, ежели того или иного связывать, а он возьми и не свяжись, да убеги, а после красного петуха под дом — это как? Это ведь еще задумаешься, как быть. А так-то мы завсегда готовы, не сумлевайся. Ты, я вижу, тоже из энтих, из тайных?

— Не твоего ума дело. Хоть из тайных, хоть из каких. Поспать у тебя место найдется?

— Обязательно найдется. Для гостя рады стараться, тем живем. Однако вот, я гляжу, пистолетик у тебя за пазухой — это бы, может, и не надо на виду держать, народец всюду глазастый и нескромный. Ты прости, если чего не так, к слову пришлось.

Сухинов не знал, что и делать. Спать хотелось нещадно, но и хозяин слишком что-то говорлив и пронырлив: глазом мигает, вертится, как намыленный. A-а, ничего не поделаешь. От судьбы не спрячешься.

— Ты вот что, добрый человек, — сказал Сухинов, буравя цыгана недобрым взглядом, завораживая. — Чего случись не так, я из этого пистолетика, который ты приметил, башку твою продырявлю в мгновение ока.

— Это уж как положено, — согласился цыган, подмигивая с удвоенной силой. — Это мы понимаем. Отдыхайте без сумления.

Он проводил Сухинова в боковую комнатушку. Сухинов проверил запор на двери, оглядел окошко — разбить легко, да влезть в такое не просто, не раздеваясь, заполз под теплое ватное одеяло и сладко уснул.

Через несколько дней Сухинов добрался до местечка Каменка, принадлежавшего отставному полковнику Василию Львовичу Давыдову, члену тайного общества. У Давыдова был штаб-лекарь Зинькевич, с которым Сухинов был знаком, тот прежде служил в Черниговском полку. Никакого особого плана у Сухинова пока не было, он знал, что его повсюду ищут, и понимал, что необходимо где-то отсидеться, чем дольше, тем лучше. То, что он без приключений доехал до Каменки, само по себе было везением. Сухинов похудел за эти дни, осунулся, зарос бурой щетиной, глаза его приобрели лихорадочный блеск и пугали тех, с кем он разговаривал, поэтому он избегал по возможности встреч с людьми, а когда случалась необходимость, беседуя, смотрел в сторону или на собственные сапоги. Впрочем, по югу России шаталось в то время великое множество непонятных людишек, которые выглядели и пострашнее Сухинова, поопасней. Однажды ему пришлось заночевать у костра с двумя бродягами, беглыми крестьянами из Тамбовской губернии, старым и молодым. Старик, заросший волосами, как пень мхом, пока они ужинали ломтями черствого хлеба и луковицами, только сопел и в разговоре участия не принимал, зато молодой, лютого и веселого вида мужичок с перебитым носом, сыпал прибаутками, то и дело вскакивал и подходил к лошади Сухинова, трепал ее за холку, оглаживал бока, нахваливал: — Добрая скотина, добрая! С таким конем почему не жить, жить можно.

Ту ночь Сухинов спал вполглаза, а его бойкий случайный сотоварищ не спал вовсе. Под утро, на несколько минут забывшись сном, Сухинов очнулся, как от толчка. Мужик стоял в двух шагах от него, примериваясь вроде, в руке держал небольшой топорик, которого Сухинов с вечера у него не видел.

— Не балуй, милый! — тихонько предупредил его Сухинов, упираясь локтем в землю, чтобы ловчее вскочить. Мужик скособочился, скорчил диковинную гримасу.

— Чего ты, барин, спи себе, отдыхай. Я вот сушнячку пойду нарубить.

— Смотри у меня!

После того случая Сухинов не решался ночевать в поле с незнакомыми попутчиками и, хотя риску было не меньше, останавливался в корчмах и на постоялых дворах.