И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы

Осатанел от сотен книг:
там – Ганнибал, там – Галилей,
Гагарины, Гаргантюа —
богатый гобелен!
Гоген глумливый не картон —
лобзает ляжки!
         Только я
не некто даже, а – никто.
Не вышел в токаря…

37

Он шел каналом.
Шел к жене
чужой. И не пойти – не смог.
И что пошел – не сожалел.
Он получил письмо
и декламировал, сканди —
руя, как механизм часов
скандирует секунды эр…
А получил вчера.

Письмо

38

«Не здравствуй сразу, а прощай
пишу,
прощай, мой самый злой.
Ни счастья – где уж! —
              ни пощад
не надо.
     Бог с тобой!
Не предъявляю иск обид,
искоренения обид
не вымогаю.
        Что вчера
искал – не искупить.

39

Что нам обеты обвинять —
вчерашнее обременять!
Нам не друг друга обнимать, —
нам беды – не объять.
Прощай!
     Прищуренные дни
над Ладогой. Дни – полусвет.
Ни снег. Ни оттепель.
            Идут
На райгу рыбаки.

40

Кобылы сети волокут.
Улов в те сети вовлекут.
Как вилки,
      пальцы рыбаков
воинственно блестят.
А мой отец… Ах, мой отец!
Ах, мой доцент – пенсионер,
в пижаму хилую одет,
юродствует старик…

41

Питается. Плюется. Спит.
Свистит. Нисколько не грустит.
Он коротает „Капитал“
и Лениным грозит.
Паясничает на окне:
– Я – жертва культа! О, судьба!
Не жертва культа он, о, нет,
лишь – самого себя.

42

Он фанатизм в себе самом
переосмыслить не сумел.
Он уцелел в тридцать седьмом.
Но и не уцелел
он, потому что, потрясен
товарищами лагерей,
он опасается людей.
Его согнул позор

43

былого.
     Выдумал режим:
из пятьдесят восьмой статьи
читает ночью —
          сторожит
сам! – самого себя!
Как страшно!
        Как ты упрекал,
что робко радуюсь,
            но как
отважно радость проявлять,
когда родитель – страх!

44

Ты думаешь – ты ревновал,
подозревал в семи грехах,
подозревал не ты —
            твой страх
меня подозревал.
Ты потому и потерял
меня,
ортодоксальный раб,
я хрупкий трус, —
           что повторял,
что независим, храбр.

45

Несправедлива. Извини.
Ты – отвлечен скорее был.
Уменье мужу изменить —
от трусости рабынь,
боязни уронить удел
цыганщины, вина, монист…
Так получилось: муж – студент,
любовник – демонист.

46

А мать в блокаду умерла.
Дизентерия. Паратиф.
Тогда Виктория взялась
откуда-то с небес.
Сорокалетний ангел бездн
добросердечья.
          Двадцать лет
влюбленности ее отец
зачем не замечал?..

47

В Ладоге мы все втроем:
отец, Виктория и я.
Отец с Викторией на „вы“,
невеста и жених.
Они невинны и новы,
жеманны – что им! – молодежь!
Каникулы…
Читаю…
Сплю…
Обстирываю их…

48

Отца зовем „дядя Игнат“…
Совхоз наш рыбами богат…
А фрукты видели в кино…
Нет мяса…
Есть вино…
А мне – поплакать на заре
без обличений, без улик.
Стыд назревал. И стыд – назрел.
И стыд – увы! – велик.

49