Врачи прописывали терпение, витамины, препараты железа. Случилась еще одна беременность; на сей раз до начала кровотечения прошло почти десять недель. Миссис Маккалла плакала по ночам, а когда засыпала, ее муж плакал, лежа подле нее. За три года попыток она забеременела пять раз, а ребенок так и не родился. Погодите полгодика, рекомендовал гинеколог; дайте организму восстановиться. Когда ожидание закончилось, они попробовали снова. Спустя два месяца она была беременна; спустя еще месяц – уже нет. Она никогда никому не говорила, надеялась, что если накрепко запереть в себе знание о ребенке, он останется внутри и будет расти. Ничего не менялось. К тому времени ее старая подруга Элена родила девочку и мальчика, носила третьего, и хотя Элена часто звонила, была бы счастлива заключить Линду в объятия и дать ей выплакаться – как они обе нередко поступали в юности, из-за крупных трагедий и мелких невзгод, – этим миссис Маккалла поделиться не могла. Она же не рассказывала Элене, что забеременела, – как рассказать, что беременность прервалась? Непонятно даже, как подступиться к теме.
“Я потеряла еще одного. Опять то же самое”. На совместных обедах миссис Маккалла не могла отвести взгляд от округляющегося живота миссис Ричардсон. Прямо извращенка какая-то – хотелось трогать его, гладить, ласкать. Где-то фоном щебетали и топотали Лекси и Трип, и спустя время проще стало избегать этой обстановки. Миссис Ричардсон замечала, что ее дражайшая подруга Линда звонит реже, что сама она, когда звонит, часто попадает на автоответчик – бодрый голос миссис Маккалла нараспев произносит: “Оставьте сообщение для Линды и Марка, мы вам перезвоним!” Но никто никогда не перезванивал.
Спустя год после рождения Иззи миссис Маккалла снова забеременела. К тому времени все это уже выматывало: расчеты менструального цикла, ожидание, визиты к врачу. Даже секс – тщательно расписанный по самым фертильным дням – стал тоскливой рутиной. Кто бы мог подумать, размышляла она, вспоминая старшие классы, когда они с Марком судорожно щупали друг друга на заднем сиденье его машины. Врачи назначили ей строгий постельный режим: на ногах не больше сорока минут в день, включая походы в туалет; никаких физических нагрузок. Она дотянула почти до пяти месяцев, а потом проснулась в два часа ночи с ужасной неподвижностью в животе – словно тишина после того, как умолк звонок. В больнице она лежала в наркозном мареве, а врачи выманивали ребенка у нее из чрева.
– Хотите на нее посмотреть? – спросил один, когда все закончилось, и медсестра в горстях протянула ей младенца, завернутого в белую пеленку. Невероятно крошечный младенец, невероятно розовый, невероятно блестящий и гладкий, точно выдутый из розового стекла. Невероятно неподвижный. Миссис Маккалла неопределенно кивнула, закрыла глаза, раздвинула ноги, чтобы врачи ее зашили.
По дороге за продуктами она стала давать крюк, чтобы не ездить мимо игровой площадки, начальной школы, автобусной остановки. Возненавидела беременных. Хотелось закатить им оплеуху, швырнуть в них чем-нибудь, схватить за плечи и искусать. На десятую годовщину свадьбы мистер Маккалла отвел ее к “Джованни”, в ее любимый ресторан, и следом за ними вперевалку вошла громадная беременная. Миссис Маккалла толкнула дверь, а затем, когда беременная приблизилась, отпустила, и дверь захлопнулась у той перед носом, и мистер Маккалла, потянувшись к локтю жены, какой-то миг не узнавал эту черствую женщину, ни капли не похожую на бесконечно материнскую фигуру, к которой привык с юности.
Наконец, после финального визита к врачу, полного душераздирающих выражений –