Читаем И повсюду тлеют пожары полностью

Миссис Ричардсон бросила трубку. Сердце колотилось как бешеное. Сосредоточенно подумав еще несколько минут, она открыла записную книжку и позвонила другу Майклу из “Нью-Йорк таймс”. Они познакомились в колледже, вместе работали над “Денисонцем”, и хотя Майкл перескочил оттуда в “Стэм-фордского адвоката”, а вскоре и в новостную редакцию “Таймс”, а миссис Ричардсон вернулась домой и ограничилась местными масштабами, они продолжали общаться. Некогда – она почти не сомневалась – Майкл был в нее влюблен, хотя ничего не говорил, а теперь оба уже давным-давно обзавелись семьями. Недавно его номинировали на Пулитцера, но он проиграл какому-то репортеру из “Ассошиэйтед Пресс”, писавшему об убийствах в Руанде.

– Майкл, – сказала миссис Ричардсон. – Сделай одолжение, а?

Спустя неделю Майкл перезвонит и подтвердит то, что она подозревала и так: посредством журналистской ловкости рук, доступной лишь ему одному, он умудрится отыскать больничные счета Мии Райт за 1981 год, из Святой Елизаветы на Центральном Манхэттене. Счета оплачивал Джозеф Райан, они иссякли в феврале 1982-го, под конец шестого месяца беременности, и если у миссис Ричардсон были сомнения насчет происхождения Пёрл, они испарятся без следа. Она задумается, что делать с этими сведениями – надо ли что-то делать. Бедные Райаны до того отчаянно хотели ребенка, что пошли на такое. Уж я-то кое-что в этом понимаю, думала миссис Ричардсон, вспоминая Линду Маккалла. Но в ней шевелилось и сочувствие к Мие, новое и нежданное: как это, должно быть, мучительно – воображать, что отдаешь своего ребенка.

А что бы сделала миссис Ричардсон на месте Мии? Этот вопрос она задавала себе снова и снова, до звонка Майкла и еще неделями – месяцами даже – после. Всякий раз, сталкиваясь с этим невозможным выбором, она приходила к одному и тому же выводу. Я бы никогда не угодила в такое положение, говорила она себе. Я бы с самого начала вела себя мудрее.

До поры до времени она спрятала свои записи в папку, конспиративно помеченную “М. У.”. Завтра она возвращается домой.

* * *

По дороге из клиники Лекси никак не удавалось переварить, что с ней происходит, что произошло. Ноги, тело уверенно двигались вперед, а голова плыла за ними заторможенным воздушным шариком. Она была беременна, а теперь нет. В ней было живое, а теперь нет. Где-то глубоко в животе неотчетливо болело, теплая влажная струйка сочилась в толстую прокладку, которую выдала медсестра. Еще пачка прокладок лежала в сумке вместе с флаконом ибупрофена.

– Тебе понадобится, когда анестезия отойдет, – сказала медсестра.

Пёрл взяла Лекси под руку:

– Ты как?

Лекси кивнула; стоянка закружилась и скособочилась. Лекси покачнулась, и Пёрл ее подхватила:

– Так. Давай. Почти дошли.

По плану Пёрл должна была отвезти Лекси домой. Мать Лекси вернется только завтра под вечер, а к тому времени, думала Лекси, она уже придет в себя, сможет притвориться, будто ничего и не было. Но когда Пёрл подвела Лекси к пассажирскому сиденью “эксплорера”, стало ясно, что в таком виде Лекси домой нельзя. От анестезии ее вело, и Пёрл пришлось самой ее пристегивать.

– Так, – сказала она. – Едем ко мне.

– А твоя мама? – спросила Лекси, и, когда Пёрл ответила: “Она умеет хранить секреты”, Лекси сочла, что ничего грустнее в жизни не слышала, и разрыдалась.

В кухню на Уинслоу они вошли в самом начале первого, и Мия – она канцелярским ножом вырезала клен из журнальной рекламы – испуганно вздернула голову. При виде скальпеля у нее в руках Лекси – которая под конец поездки успокоилась – заплакала снова. Ко всеобщему удивлению – своему в том числе, – Мия заключила ее в объятия.

– Все хорошо, – сказала она. – Все будет нормально.

Лекси потом так и не поняла, она ли рассказала Мие, что случилось, или Пёрл, или Мия догадалась сама. Лекси только запомнила, как Мия крепко ее обнимала – так крепко, что мир наконец перестал вертеться, – и как Мия уложила ее в низкую мягкую постель – свою, как выяснилось позднее.

Вообще-то Мия заподозрила уже давно. Брайан предусмотрительно смывал презервативы в унитаз, но несколько раз, вытряхивая мусорную корзину в спальне Лекси, Мия находила обертки, завернутые в ком одноразовых платков. Как-то днем Мия вернулась к Ричардсонам за позабытой утром сумкой и в прихожей споткнулась о кеды Брайана – 12-го размера, – а рядом стояли сандалии Лекси на платформе. Обоих было не видать, но Мия цапнула сумку с кухонного островка и выбежала из дома, отчасти боясь шумов, что могут донестись сверху, и тихонько прикрыла дверь, и понадеялась, что наверху не услышат стука. Глядя на Лекси, Мия всякий раз поражалась, до чего та ужасно юная; не хотелось думать, чем занимается Лекси и – возможно, по ассоциации – Пёрл.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука