И придет новый день

Правильнее было смотреть картину в середине дня при естественном солнечном свете, но погода стояла пасмурная, зимний день почти не давал света, а две свежевылупившиеся саламандры вполне могли заменить собой вернисажные софиты. Я попросила Тедира исполнить его последнюю композицию, и под звуки певучей китары Нисон сдернул с картины завесу.

Я не рассчитывала на особую реакцию, надеялась только, что гости благоразумно промолчат. Но в комнате разлилась тишина, даже музыка смолкла. Никто не шевелился. Тедир провел пару раз рукой по струнам, начал отбивать ритм по корпусу инструмента, а потом заиграл. Совершенно новую, страстную мелодию от которой идет мороз по коже и хочется танцевать.

Если краски могут звучать, то это была именно такая музыка.

Если звуки можно увидеть, то они были у нас перед глазами.

Если счастье можно попробовать, то оно имело вкус моих слез.

Если любовь можно осязать, то достаточно протянуть руку.

Если страсть можно воспринять, то для этого нужно открыть сердце.

Ради одного такого переживания стоило провалиться сквозь миры. Я стала участницей сотворенного чуда.

Нисон стоял среди гостей красный от волнения и принимал похвалы без лишней скромности. Долгие рассуждения о предназначении искусства подготовили благодатную почву для похвальных отзывов. Критики не решались нарушить царящую гармонию, успех был безоговорочный. Угроза лишиться изысков нашего повара сложилась с привычкой противопоставлять нас городским недалеким обывателям, все это перемешалось с превосходным вином, и художник мог теперь насладиться всеобщим признанием и похвалами. Я только удивлялась изощренности фантазии некоторых эстетов. Увидеть в картине "водопад света догорающего летнего дня, когда все живое отправляется на покой утомленное цветением" было по силам разве что пьяным эльфам. Или рассмотреть в лице на картине "страстное мучительное переживание выбора". Такое замечание поставило меня в тупик, но я решила не вмешиваться в естественный процесс, пока тусовка не разошлась и не забыла, с какой целью все здесь собрались.

Необычным было только поведение Айдена. Он стоял задумчиво шагах в десяти от полотна, сложив на груди руки, и никак не участвовал с происходящем. Когда Нисон робко поинтересовался, нравится ли ему картина, Айден посмотрел на мальчишку и спокойно ответил:

— Я хочу купить портрет.

В комнате моментально стало тихо. Парнишка совершенно смешался:

— Алия сказала, что покупает.

— Я заплачу больше. Слово за вами, мастер. Вы создали шедевр, а я хочу владеть им, — и Айден вложил в руку онемевшего Нисона увесистый кошелек с монетами.

Я кивнула согласно, и пунцовый от гордости тринадцатилетний художник поклонился своему первому покупателю:

— Она ваша, сэр.

— Хотелось бы верить, — пробормотал владелец полотна и направился прямиком к Леа. Участие девушки было само собой всеми проигнорировано. Не то чтобы совсем, но почти. Айден, как всегда само спокойствие и сдерживаемая сила, подошел к ней, мягким движением взял руку девушки и поднес к губам:

— Я впервые понял то, о чем все эти дни говорили за столом. Спасибо, Леа. Ты показала мне, что скрывается за словами.

Щеки девушки залились румянцем. Леа смутилась, попыталась что-то ответить, но Айден уже отошел. Припечатав меня на прощание взглядом. Наверное я поменялась в лице. Во всяком случае, капитан Эльвер тихо спросил, все ли со мной в порядке. Я кивнула. Но это была ложь. Я не могла и минуты больше находиться в комнате. По мне как молния пролетела, оставив внутри горький привкус подавленного бешенства и яда.

Если этому переживанию есть название, то самое подходящее — ревность. Если можно ревновать не любя, так чтобы в глазах темнело и ноги подкашивались, то именно это чувство я и испытывала. Мне было неважно теперь, специально для меня была вся эта сцена, или Айден поступал и говорил искренне. Единственное, что мне хотелось, так это расцарапать ему физиономию, чтобы уменьшить клокочущий внутри вулкан, охватившего меня бешенства. Я была на волосок от убийства, просто случай уберег. Этот мужчина вытаскивал из меня все самое плохое, что во мне хранилось, надежно засыпанное на самом дне моего существа. Я отражала его как зеркало, и все, что в нем было естественно и органично, вызывало у меня неприятие и стыд за себя. Осознавать себя похожей на Айдена было совершенно невыносимо.

"Я не люблю себя такую. Он не сделает меня собой. Я не позволю."

Ни с кем не прощаясь я выскочила из комнаты.

Глава 15

Наше сближение было быстрым и бешеным: я был быстр, она была в бешенстве. (Макс Кауфманн)