И придет новый день

— А я позову Шану, и твой приятель сбежит. Он ее боится, не заметил? Хондар, я серьезно. Ты не можешь идти в Натолию к моим друзьям, пока на твоей земле живет хоть один раб. Исключено. Я вообще не понимаю, зачем вам рабы. Крайне непроизводительный вид труда. Делают все лишь бы как и еще тебя ненавидят. Те же люди за деньги выполнят намного качественнее работу и быстрее к тому же. Орки слишком бедны, может поэтому вам понадобились рабы. Я собираюсь сделать тебя богатым. Если только ты не отказался от своей мечты занять трон Ургандов.

— Назови цену, которую ты собираешься заплатить за моих рабов, — похоже, Хондар мне не поверил. Смотрит насмешливо, оперся спиной на скалу и сложил руки на груди. Поза игнорирования и закрытости.

— Я не собираюсь их покупать. Только одолжу тебе деньги, станешь богатым — вернешь. У меня есть две тысячи золотых монет. Если честно, то немного больше, но этой суммы нам должно хватить для начала.

— Откуда у тебя такие деньги? — сделать равнодушное лицо Хондару все-таки не удалось. — Ты из другого мира. Знаешь секрет, как превращать металл в золото?

— Очень нужно. Я не умею колдовать, но знаю секрет, как зарабатывать. И еще немного везения. Может ты наконец поверишь в меня? Ты же поклялся. Или твое слово ничего не стоит?

— В своей жизни я дал две неосмотрительные клятвы, и с каждым днем их груз становится все тяжелее. Не уверен, смогу ли его тащить на себе дальше. Велик соблаз хоть одну из них нарушить.

— Ты уж сам определись, что будешь делать. А я пошла писать письмо своим друзьям. Советую взять с собой Шану, она единственная, кто свободно читает на элани. Тебе нужно открыть счет в эльфийском банке, будет солиднее иметь с собой доверенное лицо. И прихвати в Натолию так же Гира. У меня для него есть одно важное поручение.

— Ты считаешь, я уже дал свое согласие?

— Разве нет?

— Если я прикажу освободить людей, орки взбунтуются, люди разбегутся, начнется хаос, никто не станет работать. Возможно, я справлюсь с ситуацией, но многие захотят уйти. Тебя некому будет защитить, если меня не будет в Годруне. Не боишься?

— Боюсь. Я уже думала об этом. Но придется рискнуть. Люди не разбегутся просто потому, что не смогут уйти через портал. Если даже убегут в горы, не страшно, как только станет известно, что ты освобождаешь людей от рабства, к тебе обратятся за защитой рабы твоих соседей. Ты получишь в союзники всех, кроме разве что соплеменников. Если людям платить за работу, и сделать жизнь здесь удобной, они останутся охотно сами. Многие ведь здесь выросли и не знают жизни на воле. Им некуда идти. А кому-то все равно, где жить, лишь бы платили. Орки могут уйти из протеста, но ты же сам сказал, будь у тебя тысяча золотых, ты завоевал бы мир. Я даю тебе две. Удержи свою сотню воинов для начала. А там будет видно. Ты боишься?

Мне было немного не по себе от его неподвижности и тяжелого взгляда. Наконец отвернулся:

— Да, я боюсь, — посмотрел на меня пристально и опять отвел глаза. — Я боюсь тебя. А еще больше за тебя. Такая слабая, могу сломать одной рукой, и такая безрассудно глупая. Ты — как вода в горном озере. Спокойная, прозрачная, ледяная вода.

Заглянул мне в глаза так, что мороз пошел по коже, медленно встал, не отводя взгляда:

— Лучше держись от меня подальше. Мне нужно подумать.

И Хондар исчез.

Вот что это было? Понять бы, что с ним происходит. Кто может знать, какие конфликты возникнут между орками, если приказать им нарушить давние традиции? Может быть я не в состоянии оценить предстоящее противостояние, и сомнения Хондара в успехе не просто его недоверие ко мне, а что-то более серьезное, о чем он просто не желает говорить, чтобы меня не расстраивать? С другой стороны, если не знать чего бояться, то и страх не мучает напрасно. Очень часто человек не начинает действовать из-за воображаемых неудач в своей голове. Так и сидит, перебирая в мыслях разрушающие сценарии, вместо того, чтобы попытаться что-то сделать. Кто не рискует, тот… Впрочем шампанского здесь нет.

Что сказал Хондар своим воинам, осталось для меня полной загадкой. Только через несколько дней после нашего разговора я увидела первых людей без рабских ошейников. Они в испуге прятались по норам и не решались выходить на свет. Ни радости, ни облегчения от полученной свободы никто из них не показывал. Только страх. Никто ко мне не подходил и заговорить не пытался. Поэтому пришлось обратиться к Шане с вопросом, что, собственно, в городе творится. Хондар по-прежнему был неуловим.