И придет весна

Добравшись до дома, я не решаюсь беспокоить Максима, чтобы узнать, как идут дела. Понимаю, что ему не до этого. Сходя с ума от волнения, роюсь в интернете, находя, наконец, информацию об аварии.

Там действительно серьезный затор, пробка и не думает рассасываться. Машины по-прежнему не могут подъехать на нужное расстояние. Очевидно, что все затянется надолго. А это значит, Макса в ближайшее время я не увижу. Даже когда он освободится. Наверняка не сможет сразу приехать: попросту не останется сил на разборки с женой.

В ушах не перестают звучать слова, которые он сказал мне в больнице. Незаслуженные, неожиданные слова о любви. Муж оказался гораздо мудрее и терпеливее меня. Даже после моего жуткого заявления все равно сохранил доброе отношение. А меня на это не хватило.

Обновляю страницу в сети с жалкой надеждой, что что-то могло перемениться к лучшему. И с тоской прикрываю глаза. Хотя непосредственно Максиму ничего не угрожает, кроме безумной усталости, сердце все равно не на месте. И это состояние только возрастает с каждой минутой.

В который уже раз сбегаю от реальности, вчитываясь в строчки старого дневника. Шуре все-таки было куда сложнее, чем мне, но она сохранила и терпение, и человечность.

Ленинград, январь 1941 г.

На работе действительно стало легче. А может, у Шуры просто не осталось времени на переживания и жалость к себе. Боли и страданий вокруг оказалось так много, что ее собственные теперь казались незначительными.

Здесь, в госпитале смерти было еще больше. Не только от слабости и голода, но и от ран. Не хватало лекарств, бинтов, самого минимума, без которого нельзя обойтись. Без которого жизнь вытекает по капле, на глазах тает в измученных, обессиленных телах.

А еще тут находились люди, изнемогающие от тоски и одиночества. Терзающая их душевная боль была куда сильнее физической. Многие остались без близких, у кого-то родные находились слишком далеко.

Им так хотелось помочь. Хоть как-то облегчить страдания от зияющих ран в душе.

Шура почти перебралась в госпиталь. Возвращалась домой лишь на ночь, да и то не всегда, предпочитая дежурства угрюмой тишине одинокой квартиры. Рядом с теми, кому было намного сложнее, чем ей. Старалась не думать об усталости, о непроходящей тяжести в мышцах от перенапряжения.

Успела многое увидеть, повзрослев сразу на несколько десятков лет. Теперь поступок мужа уже не казался жутким и отвратительным. Шура поняла, что война делает с людьми. Как трудно иногда устоять и справиться с тем, что навалилось со всех сторон. Она даже смогла найти в себе силы и пожелать Ивану счастья. Если где-то появилась та, с кем ему хорошо, что ж, пусть будет так. Все равно ничего не изменить. Важно самой не утратить человеческого лица. Не научиться ненавидеть. И это, кажется, у нее получилось.

Тот день начался самым обычным образом. Шура заканчивала очередную перевязку, когда ее вызвал к себе Виктор Алексеевич — врач, в отделении которого она работала. На усталом после бессонной ночи лице при виде девушки отразилась теплая, отеческая улыбка.