И придет весна

— Такие операции стоят очень дорого. Существуют, конечно, бесплатные квоты, но на их получение может уйти не один месяц. Этого времени попросту нет… Но самое страшное другое… — Артем отворачивается, уставившись прямо перед собой. — Если с квотой главврач мог бы что-то решить, то… Нужен донорский орган. А его сейчас нет. И неизвестно, когда будет. Мы обзвонили все клиники, перебрали все варианты. НИ-ЧЕ-ГО.

Я не знаю, что ответить. Он говорит сейчас о чем-то запредельном. Это не укладывается в моем понимании. Лишь какие-то отдаленные, ничем не подкрепленные представления, почерпнутые из фильмов и книг. И, наверняка, абсолютно далекие от реальности. Но нельзя же просто сдаться!

— У Макса же нет братьев или сестер, — горько продолжает Ерохин. — Только мама. Но в ее возрасте и с таким букетом заболеваний о донорстве не стоит и задумываться. Даже если бы она подошла.

— А я? — кажется таким логичным задать этот вопрос. Артем прав, родственников у Максима, кроме мамы, больше нет. А у меня с почками никогда не было никаких проблем. Да и вообще со здоровьем. Вот только…

Мужчина повторяет движение моего взгляда.

— Вот именно. Ты беременная, Вера, об этом не может быть и речи. Да и потом, по закону прижизненное донорство разрешено только от близких родственников.

— Я его жена. Куда уж ближе… — мне непонятно, почему мы так долго все обсуждаем. Почему сидим здесь и ничего не делаем. Не торопимся хоть что-то предпринять. Время же уходит… Хочется схватить Артема за руку и потащить куда-то, заставить принять у меня все необходимые анализы, проверить, выяснить, могу ли я помочь. Но он не двигается с места, лишь качает головой.

— Жена не подходит, Вер. Речь идет о генетическом родстве.

— Отлично! — меня внезапно разбирает злость. — Тогда давай позволим ему умереть! Вообще не будем ничего делать! Даже не попытаемся!

Артем накрывает мою ладонь, пытаясь успокоить.

— Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Поверь, мне хочется помочь Максу не меньше твоего. Если бы я только мог!

— Да что ты понимаешь! — в больнице нельзя говорить на таких тонах, но нет сил сдерживаться. Накопившаяся, раздирающая изнутри боль рвется наружу вместе с переполняющим меня отчаяньем. — Сидишь тут и разглагольствуешь о том, что положено, а что — нет! Вместо того, чтобы что-то сделать.

— Я сделал… — глухо отзывается Ерохин. — Я сам сдал анализы… Но даже еще до получения результатов знаю, что мы слишком разные. Но я должен был убедиться…

— Вот как… — я разворачиваюсь так, чтобы смотреть ему в лицо. Вынуждаю поднять на меня взгляд. — Значит, тебе сдать анализы все-таки можно. Несмотря на то, что ты Максу генетически вообще посторонний человек! Почему тогда я не могу?

— Вера, — он берет обе мои ладони в свои. Смотрит долго-долго. — Милая, я уверен, что это бессмысленно. Шансов, что нужные показатели совпадут, практически нет. Ну не бывает таких чудесных совпадений в жизни! А в твоем положении все обследования пройдут непросто. Максу бы это очень не понравилось.

Кажется, что последние аргумент что-то выворачивает внутри. Глаза начинает щипать от непролитых слез.

— А Макс не может сказать, нравится ему это или нет! И не сможет, если мы не попытаемся! Артем, если ты сейчас мне не поможешь, будешь жалеть всю жизнь. Если бы твоя Тая сейчас находилась бы за этими дверями… — при упоминании о жене его взгляд темнеет до черноты, — разве ты не сделал бы все на свете? Горы бы свернул, чтобы ее спасти!

— Свернул бы… — на его скулах ходят желваки, и я вижу, как мучительно ему принять нужное решение. — Вера, он меня убьет, если узнает, что я не отговорил тебя.

— Чтобы тебя убить, ему самому нужно выжить… — как дико, безумно все это обсуждать. Произносить вслух, всерьез. Но разве у меня есть выбор? Разве я могу не попытаться?

Глава 41

Ждать мучительно тяжело. Невыносимо. За те несколько дней, на которые растягивается обследование, я успеваю передумать столько всего. Прокручиваю в голове последние месяцы, время, когда мы с Максимом жили вместе и когда я была одна. Пытаюсь понять, в какой момент все сломалось. И был ли он, этот момент, или мы растеряли связывающее нас тепло в суете прошедших лет. Незаметно рассеяли, постепенно став чужими друг другу.

На работе пребываю в какой-то прострации, машинально веду уроки, даже как-то общаюсь с учениками и коллегами. Но мыслями нахожусь совсем в другом месте. В больнице, возле отделения интенсивной терапии.

К Максу, как я не умоляла, меня не пускают. Артем объяснил, что его держат в искусственной коме, и пообщаться мы все равно бы не смогли, а просто сидеть рядом нельзя. Слишком рискованно к его состоянию добавить еще и какую-то внешнюю инфекцию.

Я не спорю, на это нет сил. И, кажется, не готова к встрече. Не знаю, что могла бы сказать ему. Все было понятно до того, как случилась эта авария, я собиралась попросить прощения, признаться, как сильно сожалею. А сейчас… Так далеко все зашло. Можно ли это исправить обычными, ни к чему не обязывающими извинениями?