Тесты ничего не показали. Вроде бы были какие-то незначительные отклонения от нормы, но поскольку никто не мог сказать, какой эта норма должна быть у драконо-человека, то и об отклонениях говорить было нечего. Зато Лайс с Рошаном повидался — хоть не обидно было, что время зря потратил. И от ремонта двери увильнул, сбросив все на Иоллара с Сэлом (а в итоге все доделывал зашедший узнать, как дела, Ромар).
На следующее утро я чувствовала себя достаточно хорошо. Так хорошо, что решила не прогуливать работу, хоть у меня и была уважительная причина.
— Останься, а? — жалобно протянула «причина», в который раз пресекая мои попытки выбраться из-под одеяла. — Зачем тебе вообще эта Школа?
Действительно, зачем? Но проклятое чувство ответственности, которое я так долго в себе воспитывала и воспитала-таки на свою голову, не позволило оставить без жизненно важных знаний учеников двух курсов, на которых у меня сегодня были уроки.
— Это только до весенних выгулок, — пообещала я. — Пока подыщут кого-нибудь на мое место.
— Еще два месяца?!
— Два месяца по два-три часа в день — это совсем немного. А остальное время я буду с тобой. Длань-другая и так тебе надоем, что сам будешь меня на работу гнать.
— Не надоешь, никогда, — он навис надо мной, опершись на руки, и длинные волосы упали шатром вокруг моей головы, закрывая от меня весь остальной мир. Или меня от всего остального мира? Так спокойно и уютно… Пожалуй, пусть пока не стрижется.
— Ил, мне, правда, нужно. Не хочется, но нужно. На обратном пути куплю тебе булочек с маком.
Ради булочек меня отпустили.
После смерти магистра Марко должность Старшего наставника оставалась не занятой, но на учебном процессе это никак не отразилось. Школа работала как хорошо отлаженный механизм: лекции, практические занятии, работа на выезде — все шло согласно утвержденным еще в сентябре планам… Только чаю теперь не с кем было попить в перерывах между занятиями.
— Ты сегодня какая-то другая, — заметила забежавшая перед уроком Вришка. — Выглядишь так… хорошо.
Сегодня я абсолютно счастлива — вот в чем дело. И готова кричать об этом на весь свет! Только нельзя. Мы еще не придумали, как станем объяснять присутствие Иоллара в моем доме, но уже определились, что не будем объявлять во всеуслышание о том, что это — именно он. Не хватало еще какой-нибудь орденской комиссии по внеплановым чудесам. Даже ребятам условились ничего не говорить: как ни жаль будет с ними расставаться, но наш уход с Тара — дело решенное, а до мая продержать их в неведении будет несложно. Тем более при их тактичности: от кого я беременна никто из них не спрашивал. По-моему, сошлись на том, что я просто захотела ребенка, неважно от кого. А теперь я, значит, захотела привести к себе какого-то парня? Что ж, на меня это похоже.
— Я не хочу быть «каким-то парнем», — нахмурился Ил, когда, вернувшись домой, я затронула эту тему. — И мне не все равно, что станут говорить о моей жене.
— Жене? — удивилась я. — И когда это мы успели?
— Когда ты надела мой подарок.
— У-у, так не интересно. Я хотела настоящую свадьбу, как у людей.
— Мы не люди, родная, — с улыбкой напомнило моё солнце.
— Ну, я-то хотя бы наполовину человек.
Он вдруг задумался.
— Слушай, а кем тогда будет наш сын?
— Нашим сыном.
— Нет, но…
— Драконо-эльфо-человеко-орк как-то странно звучит, тебе не кажется? Он будет просто чудесным мальчишкой.
— И я хочу быть отцом этого чудесного мальчишки.
Приплыли.
— Ммм… Ил, вообще-то ты и так его отец.
— Я имел в виду — здесь, для всех. Не «какой-то парень», а твой муж и отец твоего ребенка.
Этот разговор проходил на кухне, где мы пили чай с купленными, как и обещала, булочками.
— Я не хочу, чтобы о тебе плели всякие гадости.
Я не обращала внимания на слухи и сплетни, а любимый за день в городе, видимо, успел наслушаться, и его это задело — издержки дворцового воспитания. Хотя мне казалось, где-где, а в правящих семействах шкафы под завязку забиты скелетами, и на всякого рода пересуды должен быть врожденный иммунитет.
— Хорошо, — сдалась я. — Тогда нам нужно придумать достоверную историю и пустить ее в народ. Как у тебя с воображением?
— Не жалуюсь. Заодно потренируюсь сочинять сказки для сына. Не против, если я отнесу его в спальню?
— Кого? — не поняла я.
— Своего сына.
Иоллар подхватил меня на руки и отнес наверх. Не обращая внимания на мое хихиканье, уложил на кровать, сел на коврик рядом и, наклонившись к моему животу, начал:
— Жила-была прекрасная чародейка…
— Такая уж прекрасная? Кажется, сначала она была тощей ведьмой.
— Как скажешь, родная, — невозмутимо согласился он. — Жила-была тощая ведьма, вредная-превредная. И никому от нее покоя не было, особенно одному благородному принцу…
— С жутким характером.
— Это моя сказка, Дьёри, так что не мешай.