Ответил Старшему наставнику не Салзар. Это сделала сидевшая под деревом девушка в легком полупрозрачном платьице.
— Лафия, — выдохнул Медведь. Пальцы уже сплетали отпугивающее нежить заклятье.
— Стойте! — перехватил его руку азгарец. — Пусть говорит. Дети ночи видят порою больше, чем мы.
— Да, я вижу, — майла указала на едва светящийся кристалл рядом с головой чародейки. — Она горит со своим эльфом. Он горит. И она горит. Это грустно.
— Кто это сделал? Кто?
— Остыньте, Марко. Вы что, не понимаете? Она сама и сделала. Влезла в память стихий…
— В память стихий нельзя войти! В память человека еще можно, но в память стихий нельзя! Это невозможно.
Ворон печально покачал головой:
— А разве до этого ваша ученица не делала ничего невозможного? Что ты еще видишь, лафия?
— Ничего. Только огонь, эльфа и странную чародейку. Он горит, и она горит вместе с ним. Он не хочет гореть. И она не хочет. Только он ее не отпускает.
— Что значит, не отпускает?! — накинулся на лесное создание Медведь, видя, что Галла уже едва дышит, а на ее губах пузырится розовая пена.
— Не отпускает, — вздохнула майла. — Держит ее своими мыслями. Горит и думает о ней. Это красиво. Но очень-очень грустно. Потому что скоро он умрет. И она умрет вместе с ним.
Медведь в отчаянии вцепился себе в волосы.
— Сколько прошло времени? — спросил Салзар. — Сколько ты уже здесь сидишь?
— Не знаю. Я живу здесь рядом. Пришла, когда чародейка стала кричать. Но у меня нет времени. Есть день, и есть ночь. Вчера, сегодня и завтра. А вашего времени я не помню. Когда-то знала, но теперь забыла.
— Мы услышали первый крик еще на опушке. Если это и правда был первый… Значит, прошло минут пять, самое большее — семь. Марко, очнитесь! У нас есть еще пять минут, чтобы ее вытащить.
— Как?
— Не знаю. Думайте. Посмотрите на контур. Вспоминайте, что это может быть.
— Я… это не похоже вообще ни на что. Я не видел такого.
Некромант примерился и отпустил в незримую стену тугую спираль заклинания. Ничего. Подумал и сплел еще одно, более сложное, швырнул и его. Безрезультатно.
— Можно нащупать свободные линии и попытаться разорвать ее плетение, — без особой надежды предложил Медведь.
Азгарец с сомнением покачал головой.
— Здесь нет свободных линий. Ни одна ниточка не висит, все сплетено туго, как кокон. Какая под ней фигура, ромб или квадрат?
Это в равной степени могло быть и то и другое.
Девушка снова зашевелилась и захрипела.
— Квадрат, — сам себе ответил некромант. — Похоже на контур для воззвания.
— Не похоже, — скривился Медведь. — Для воззвания используются пентакли…
— Это вы мне говорите?! — возмутился Ворон. — Мне, некроманту, вы станете рассказывать, что используется в ритуалах призыва? Ладно, сейчас не об этом. Контур для воззвания, контур для нежити — есть что-то общее в канве. Фигура, руны по углам и линия… О боги! У вашей ученицы просто талант сплетать такие вот несуразицы!
Он еще раз обошел круг, стараясь не смотреть на скрючившуюся внутри девушку.
— Линия, линия… Что-то есть в этой линии… Линия Омсты! — хлопнул он себя по лбу. — Обычная линия Омсты! Только мы видим ее как будто в зеркальном отображении. Нет, ваша Галла определенно нечто! Вы бы додумались до такого?
В его голосе слышалось искреннее восхищение.
— Не додумался бы, — угрюмо согласился наставник. — И не привязал бы себя к памяти горящего эльфа. И не корчился бы в непробиваемом куполе. Что вас так радует, а? Или вы уже придумали, как его отключить? Я может быть и не мастер Смерти, но знаю, что линия Омсты размыкается только с наружной стороны. А в данном случае, мы с вами, если можно так выразиться, внутри, заперты, словно какая-то нежить! Она же исказила потоки.
Он посмотрел на свою ученицу. Бледное безжизненное лицо. Темные тени вокруг закрытых глаз. Впавшие щеки. Рот перекошен, подбородок залит кровью. И теперь она уже не кричит. Только вздрагивает, делает редкие, слабые вдохи. Иногда ее руки вдруг оживают, и содранные едва ли не до кости пальцы судорожно вцепляются в покрытую бурыми пятнами траву.
— Она умирает, — чуть слышно всхлипнула лафия.
Жалобно так всхлипнула, и Марко удивленно взглянул в ее сторону. Какое дело лесной нежити до какой-то там волшебницы?
— Умирает, — повторила майла. — Это грустно. Мне нравилась странная чародейка. И эльф мне нравился. Только эльфа уже нет. И ее не будет. И сюда уже никто не придет. Это очень грустно.
— Салзар!
— Я думаю. Не мешайте.
— Думайте быстрее, она уже почти не дышит!
— Еще есть время. Эльф умирал в течение тринадцати минут, значит…
— Она не выдержит столько! Сделайте что-нибудь! Омстика[3] — это ваша специализация. Разбейте контур хотя бы чуть-чуть. Сделайте хоть маленькое отверстие. Я думаю, если убрать кристалл, связь оборвется…
— Резкий обрыв может убить ее сразу же.
— А у вас есть другие идеи?
— Если бы… Хорошо, я попробую ослабить плетение, а вы достанете кристалл. Только молчите.