И придет волчица

А ведь делать мне, действительно, было нечего. И выйдя в коридор, я устало облокотилась на подоконник, стараясь унять бившую меня дрожь и сдержать готовые пролиться из глаз слезы отчаянья. В течение суток две версии, за верность одной из которых я, не задумываясь, руку бы отдала на отсечение, провалились. И других у меня не было. Разве что прав Медведь, и все это — работа одного из городских магов, которых я лично не знаю, а значит, и сделать каких-либо выводов не смогу, пока наставник и Салзар не нароют на них больше информации.

— Тэсс Галла, — ледяные нотки в голосе — что-то новое для огневика, — хорошо, что я вас встретил.

— Кому хорошо? — мрачно отозвалась я. Встретил, да. Скажи еще, что абсолютно случайно.

— Вы не могли бы зайти ко мне на минутку?

— Не могла бы. У меня еще есть дела.

— Дела подождут, — Эвил преградил мне путь и рукой толкнул дверь своего кабинета. — Прошу.

А не засветить ли по нему чем-нибудь? Не смертельным, но достаточно ощутимым. Зря я, что ли, копила силы для сегодняшнего дня? Заодно избавлю этого лощенного типа от привычки командовать.

— Ну? — уставилась я на него исподлобья, когда все же вошла и дверь за моей спиной захлопнулась, повинуясь его жесту.

— Алатти рассказала мне о вашем разговоре.

— Кто б сомневался.

— И я понятия не имею, зачем вам понадобилось ворошить это дело, но сразу хочу предупредить, что нигде и никогда не подтвержу того, что сказала вчера Али.

— Ну и ладно. Я могу идти?

— Вы поняли, что я вам сказал?

— Да. Я не дура, тэр Эвил. Когда вас арестуют по подозрению в совершении нескольких тяжких преступлений, вы будете хранить гробовое молчание и никому, и никогда не скажете, что не могли эти преступления совершить, так как в то время развлекались с одной из своей учениц. Все правильно?

Наконец-то с его лица слетело это выражение уязвленной сиятельной гордости.

— Преступления? — повторил он с запинкой.

— Я сказала Алатти, что интересуюсь этим для ее же блага. Иногда стоит доверять своим друзьям.

— Друзья не накладывают узы подчинения, — выговорил Эвил укоризненно. — Но даже если вы говорите серьезно, я все равно останусь верен своему слову. Поэтому, если не хотите прослыть лгуньей и сплетницей, лучше молчите о том, о чем узнали обманом.

— О, оставьте высокий слог! Я тоже читала баллады Криспина и Лорна. Честь дамы и прочая ерунда. Когда вам прижмут хвост, высокопарный тэр, вы сами станете слагать баллады, даже не задумываясь, как будет истолкован их фривольный смысл.

— Не судите о людях по себе, тэсс, — процедил он сквозь зубы. — Не для всех в этом мире честь — пустой звук.

— Ну так женитесь на ней и избавьте меня от нравоучительных бесед! — выпалила я раздраженно. Боги пресветлые, неужели мне мало своих проблем?

— Не могу! — вошел в такой же раж огневик. — Я уже женат!

У-у-у… Ну кто его за язык тянул?

— Вы сообщили об этом не той девушке, магистр, — попыталась я закончить разговор.

— Али знает, — сказал он тихо. — И понимает.

— Естественно, понимает. Наверняка вы придумали душевную историю о том, как в ранней молодости совершили сей неосмотрительный поступок, приняв обман за серьезное чувство, а теперь, когда встретили ее, любовь всей вашей жизни…

— Замолчите, — едва слышно произнес он. — И… уходите отсюда. С вами бесполезно говорить. Не знаю, горе ли ожесточило вас, или вы и были такой, но в любом случае вам не понять. Поэтому просто уходите.

Нет, это — не дар, это проклятье. Как можно считать даром способность впитывать чужую боль? Будто своей мне мало…

Чтоб не упасть я вцепилась похолодевшими пальцами в спинку стоявшего у стены кресла, и закрыла глаза, темнотой изгоняя промелькнувшие передо мной виденья чужой жизни.

Он, действительно, женился еще в юности, не дождавшись даже окончания учебы и получения перстня мага. Женился по любви, настоящей и искренней, на чудесной девушке, единственным недостатком которой было то, что в отличие от своего возлюбленного она не имела и толики магического дара. Но то, что это может быть проблемой, они оба поняли слишком поздно… Но он все еще любит ее. Так, как может молодой мужчина, полный жизни и сил, любить больную стареющую женщину. Бросает ради нее работу за работой, переезжая сначала туда, где их и горькую историю их жизни никто не знает, потом туда, где море и хвойные леса даруют целебный воздух, предписанный ей лекарями. Срывается из Школы, всякий раз, как сиделка, считающая его ее племянником, пришлет известие, что ночью снова был приступ… И мучит себя и ту, другую, тоже любимую, но все же еще не такую родную и близкую, своими старомодными представлениями о порядочности и долге…

Открыв глаза я встретилась взглядами с застывшим в центре комнаты Эвилом. Огневик несколько раз ошеломленно сморгнул и осторожно коснулся пальцами виска.

— Я… я не знаю, как вы это сделали…

— Я сама не знаю, — оборвала я его. — Но не думайте, что намеренно. И… этого не было, если бы вы сами не хотели…