И пришел Город

Из-под потолочных плит она плавно снизилась – настолько, что даже при теперешней давке ее нельзя было не заметить.

Картинка была следующая: будто один из шнырей-активистов, со спиной, усеянной красными, белыми и синими звездами, свирепо душит Синего Запивалу…

«Наверняка Города работа», – дошло до Коула.

Активисты, хотя и не выпускали из рук дубинок, пистолетов и шлангов, стали неуверенно поглядывать наверх.

Публика немного унялась и, запрокинув головы, вбирала в себя сотканный сверху образ: огромное трехмерное изображение Лэнса Галвестона, главы профсоюза. Большинство его узнало. А Синий Запивала со сцены зашелся хохотом и бросил группу в очередной прорыв – гигантская машина рок-звука взгудела с новой силой.

Шланги в руках у активистов вдруг перестали извергать воду, и они засуетились в тревожном недоумении.

Образ Лэнса Галвестона – старика со шрамами морщин и желтоватыми глазами – повернулся и вперился в толпу. Немощными старческими руками он расстегнул ширинку и – помочился на публику. А сзади него на голограмме ржали и тыкали пальцами активисты.

И все это под музыку, бодрым грохотом подстегивающую толпу…

Почти единодушно вся аудитория, увлекаемая продуманными визуальными выкрутасами Города, двинулась в наступление. Активисты подались назад и врассыпную бросились к дверям. Пара-тройка еще успела обернуться и в отчаянии пальнуть, отчего несколько человек из теснящего людского вала упало, но остальные подмяли их под себя и взялись за стрелков, сбив их, как кегли, и теперь-то уж отыгрались на них со всем самозабвением вакханалии. Давно сдерживаемый гнев, неприязнь к тому, что представляют собой эти молодчики, безудержно хлынули наружу. Один за другим активисты были сбиты и растоптаны…

Коул вслед за Кэтц поспешил в проход, а дальше в холл и к южному выходу.

После оставшейся позади рок-канонады уличное движение казалось совершенно бесшумным.

Бок о бок они побежали через площадку парковки, уворачиваясь от истерично сигналящих машин. Потом Коул начал понемногу отставать; вместе они приближались к группе убегающих активистов, их уже разделяло метров пятьдесят. Ночной ветер прерывисто пел у Коула в легких, а в ушах звенело от концертного эха.

Металлическая панорама припаркованных машин перед глазами раскачивалась в темпе бега. Коула разбирала злость, что он никак не может поравняться с Кэтц; лицо горело от напряжения.

Впереди, напротив побитого черного кадиллака, трое набились в кабину синего пикапа с белым тентом над кузовом. Вспыхнули фары, взревел мотор.

Кэтц, как матерый спринтер, помчалась за грузовичком. Задний борт кузова болтался в открытом виде: похоже, активисты посадили, кого успели, в кабину, а остальных бросили на произвол судьбы. Кэтц легко запрыгнула внутрь. Коул, задыхаясь, полез следом, неуклюже карабкаясь по заднему бамперу. Он влез только наполовину, когда пикап дернулся и поехал, чуть не скинув его на асфальт; хорошо, Кэтц вовремя схватила за воротник и с трудом втянула в кузов. Коул больно оцарапал голень о ниппель запаски и сдавленно ругнулся. Под тентом было темно и болтало, хотя, если бы кто-нибудь из сидящих в кабине оглянулся, он бы, наверное, разглядел нежданных пассажиров.

На руках и саднящих коленях Коул следом за Кэтц пробрался по холодному днищу кузова к заднему окошечку кабины, где можно было, притулившись по бокам, отсидеться незамеченными.

Оружия у Коула не было. Пошарив в темноте, он удачно нащупал что-то вроде ломика.

Пикап резво мчался, подвывая на поворотах. Поездка была недолгой, от силы минут пять. Штырек ниппеля издевательски побрякивал.

Машина пошла медленней, кидать стало меньше, затем мотор заработал с перебоями, и, подрулив куда-то, пикап остановился. Мотор выключили. Коул застыл в напряженном ожидании, сжимая ломик на полу, но поднимать его не решался: как бы в темноте обо что не звякнуть. Так и сидел, затаив дыхание. «Безумие какое-то, – мелькало в голове. – Кэтц сумасшедшая». Хлопнули дверцы пикапа, и голова Коула у заднего оконца загудела от напряжения.

«Может быть, в кузов заглядывать не станут».

Звуки шагов стали отдаляться; Коул перевел дыхание, чувствуя, как понемногу наступает облегчение… Пока темный силуэт позади кузова не направил слепящий свет фонарика прямо в лицо Коулу.

ЧЕТ-ТЫ-Ы-ЫРЕ!

Коул до боли стиснул ломик на днище кузова и ждал, пока мужчина с фонариком и пистолетом не приблизился и не остановился над ними, немного согнувшись под тесноватым тентом. Его лицо, освещенное снизу лучом фонарика, напоминало морду горгульи. Коул что было сил рванул свой ломик – и, потеряв равновесие, с криком боли опрокинулся на спину; ломик не поддался. Оказалось, это была привинченная к полу ручка лючка трансмиссии.

«Ничего смешного, – подумал Коул, – чего он ржет?»