А потом мужчина даже без вскрика завалился там, где стоял. Илья тут же перехватил Андрея за плечо, сжимая и заставляя стоять на месте, потому что, в зависимости от ситуации, кто-то мог и прийти проверить оппонента на “готовность”. Андрей и сам это понимал: но инстинкт трясущегося кузнечика едва не заставил его драпать даже не вниз по лестнице, а вверх.
Минут через пять, может, семь, когда выстрелы немного отдалились, Илья сжал рукой плечо и пригрозил:
– Цыц!
После чего, распластавшись по лестнице, пополз осторожно вверх.
Андрей старался не смотреть, словно отсутствие его взгляда что-то решало и помогало не сглазить, но все равно смотрел, и все равно видел, как его товарищ проверяет, на всякий случай, пульс у павшего бойца, как выглядывает, близоруко щурясь, в дверной проем, как стаскивает торопливо с тела оружие и собирает боеприпасы.
– Рогоз, гоу, – наконец, позвал он, и Андрей, едва не путаясь в своих собственных конечностях, поспешил за ним.
– Стреляют … в здании?
– Да, – Илья нахмурился, глядя на весьма желанные и совершенно не охраняемые ворота. Они были закрыты изнутри: кто бы ни были нападающие, сил у них было не больше, чем у “кулаковых”, потому что никто не остался сторожить заезд – все ушли в атаку. – Рискнем.
– Может, стоит остаться? Мы, вроде как, пленники. Может, эти, новые, решат, что, ну, друг моего врага?
– Враг моего врага желательно труп, как и враг, – вздохнул Илья. – Не верю я в это. Драпаем.
– Может, кулаковые отобьются?
– Может. Но потом вполне нас могут заподозрить, что мы навели, или ворота открыли, или что еще. Разбираться никто не будет. Я же сказал – думать бесполезно. Все, валим!..
Как ни странно, это сработало: они рывком добежали до ворот под беспрестанный гул канонады из здания фабрики, и отколупали засов с калитки в четыре руки, и отжали ее и вынырнули наружу так, словно за ними по пятам гнались черти. Впрочем, примерно так и было. А потом рванули вдоль забора фабрики прочь, куда-то неизвестно куда прочь, не сильно разбирая дорогу. За шумом в ушах они даже не поняли, когда именно перестали слышать выстрелы, продолжая бежать и бежать, насколько хватало сил. Наверное, в этом было не очень много смысла, не очень много разумности – просто панический порыв, которые завершился в дальнем углу чьей-то давно, еще до Снарка покинутой квартиры в аварийном малоэтажном доме. Кругом были частично поваленные заборы, надписи на котором повествовали о ремонте и благоустройстве, которым уже не суждено было быть, и пахло там, внутри, немного печально, но это все стало понятно уже позже, в первый момент важно было, что есть условное прикрытие, защита, угол, в который можно забиться и переждать страх.
Они пересидели несколько минут, или несколько десятков минут или больше, молча, судорожно прислушиваясь вокруг, но постепенно адреналин стал стихать, и Илья все-таки поднялся и почти привычно начал шарить вокруг. Где он обзавелся этой мародерской привычкой, Андрей даже знать не хотел.
– Прикол, заначка, – обрадовался Илья некоторое время спустя. – Знал бы я, что буду так радоваться просроченным консервам, а?
Это была проблема. Они были даже не снова на первой клетке, они былина минус первой, потому что успели потерять всю снарягу, с которой начинали, и взамен у них был только один-единственный автомат с небольшим запасом патронов, который еще надо было решиться пустить в ход. И найти, где это, в самом деле, поможет. Но Илья, кажется, все равно не спешил впадать в отчаяние.
– Бог не выдаст, свинья не съест, а мы съедим, – весело возвестил он, отыскивая у себя в карманах один из не обнаруженных при небрежном обыске ножей и начиная нелегкий процесс вскрытия подозрительной консервы на подоконнике, за неимением стола.
– Как ты умудряешься? – возмутился Андрей.
– Умудряюсь “чего”?
– Быть, не знаю, оптимистом? Это же оптимизм, причем необоснованный. Продолжать, несмотря … несмотря ни на что, – закончил он с явной горечью в голосе.
Илья пожал плечами.
– Мы потеряли все. Разве не все?! Дома. Семьи. Нормальный … нормальный уровень жизни. Мы не знаем, будет ли нам что есть завтра. Что вообще будет завтра! А ты?!
– А я?
– А тебе… тебе пофиг! – обвиняюще сказал Андрей, и губа у него подергивалась от недовысказанной обиды на мир.
– С чего ты взял, чо мне пофиг?
– Ты…. ты радуешься тут. И … шутишь. И… вообще.
– И что? Мы живем. Почему не шутить, если это никому не мешает? И не мешает выживать?
– Выживать! – почти истерически повторил Андрей. – Не жить, выживать! В этом все дело. Мы выживаем. Еле-еле. А ты ведешь себя так, словно ничего необычного не происходит.
– Происходит, – Илья поднял взгляд от банки, которую все еще вскрывал, борясь с соскальзывающим ножом. – Просто, слушай? Мы всегда успеем сложить ручки на груди и умереть. Отказаться бороться, сойти с дистанции. Только в этом случае ТОЧНО ничо не изменится, это будет последний результат. А пока мы двигаемся, пока продолжаем – мы еще можем победить, получить другой итог. Так или иначе, просто не отсекаем ветку вероятности и все. Как-то так.
– Но мы все равно можем … ничего не смочь.