И приведут дороги

Когда каждый ведет двойную игру,
На ходу изменяя правила,
Я порой забываю, что тоже вру,
Изворачиваюсь, утаиваю.

Ложь от близких людей больнее в сто крат,
Как заботой себя не оправдывай.
И нелепо считать, кто сильней виноват, –
Жизнь счета всем предъявит равные.

Глава 20

Пройдя какими-то комнатами, мы вышли на крыльцо, и я поняла, что это уже третий выход из дома. Он вел не в сад, а во двор, окруженный хозяйственными постройками. Я шла с князем, слыша позади себя шаги Добронеги, и надеялась, что ему все же не придет в голову запустить меня в вольер с собаками. А еще лихорадочно пыталась вспомнить, как с собаками обращались в Свири. Мой опыт ограничивался общением с Серым. Способ Альгидраса точно не подходил, потому что он попросту приближался к этим зверюгам и начинал разговаривать с ними по-хвански. По-хвански я не знала ни слова и собак боялась до икоты.

К счастью, не успели мы пересечь двор, как позади послышался топот и с крыльца сбежал Миролюб. Вид у него был до безобразия жизнерадостный. Князь оглянулся на него, сначала было нахмурился, но потом улыбнулся, выпустил мою руку и объявил, что мы идем смотреть псов. Миролюб кивнул, поравнялся с нами и зашагал рядом. И мне тотчас же стало намного спокойнее.

Как выяснилось, опасалась я напрасно. Мы вышли к большому вольеру, в котором бегали четыре собаки, похожие на тех, что жили в Свири. Однако, как мне показалось, они были мельче, о чем я и шепнула Миролюбу.

– Да, это полукровные, – согласился он и указал на одну из них: – Видишь, и в холке ниже, и шерсть не так лежит.

Я кивнула с умным видом, хотя, разумеется, таких тонкостей не заметила.

– После того как одна из ваших собак меня нашла, мать решила во что бы то ни стало у себя таких вырастить. Не вышло, как сама знаешь. Пойдем, что-то покажу, – добавил он и потянул меня за рукав.

Я решила довериться ему, поскольку ничего не понимала в правилах местного этикета, а Миролюб вряд ли сделал бы что-либо не подобающее его положению или поставил бы нас с Добронегой в неловкую ситуацию. Так что я смело шагнула за ним под какой-то навес. Когда мы перебрались через сваленные доски, Миролюб приложил палец к губам и указал мне в темный угол. Нагнувшись, я присмотрелась и увидела трех маленьких толстых щенков.

– Хорошенькие, – прошептала я.

– Ага. Волчата, – гордо ответил Миролюб.

– Настоящие? – удивилась я.

– Да. Волчицу на охоте убили, вот их сюда и забрали. Мать все верит, что, когда они вырастут, от них с этими псами, – он кивнул через плечо, – потомство сильное пойдет.

В очередной раз удивившись необычным увлечениям княжеской жены, я пробормотала:

– Интересная у тебя мать.

Миролюб вздохнул, потом пнул деревянный кругляш, некстати оказавшийся у него под ногой, и потревоженные шумом волчата тут же запищали.

– Пойдем. – Он потянул меня оттуда.

Оказалось, что Добронега с князем отошли от нас на приличное расстояние и тот, говоря ей что-то, указывал куда-то за вольер.

– Твоя мать будет не против, что они… – я задумалась, как лучше это сказать, и закончила: – Вдвоем остались?

Миролюб пожал плечами:

– Может, и против, только кто же что сделает?

– Мы можем пойти к ним, – добавила я.

– Если хочешь, пойдем, – тут же откликнулся он, однако не сделал ни шага в ту сторону.

– Расскажи о матери, – попросила я.

Миролюб нахмурился, посмотрел куда-то за мое плечо, а потом снова вздохнул.

– Как меня от кваров забрали, мать… – Он замолчал, подбирая слова. Молчал довольно долго. Когда я уже открыла было рот, чтобы задать какой-нибудь наводящий вопрос, он наконец произнес: – Заболела. Долго болела она. Душевной болезнью. О том не говорят здесь, – добавил он так, словно допускал мысль, что я пойду кому-нибудь рассказывать.

– Я никому не скажу, – быстро откликнулась я.

– Знаю, потому и сказываю, – ответил Миролюб, однако нахмурился еще сильнее. – С той поры у нее много странных забав. Сад этот, собаки…

– Сад красивый, – сказала я в защиту Милонеги. Мне отчего-то стало ее очень жалко.

– Красивый, кто ж спорит… – пробормотал Миролюб. – Расскажи, что в дороге было? – внезапно сменил он тему, и, подняв на него взгляд, я увидела, что его лицо изменилось до неузнаваемости. Исчезла морщинка – отражение его сострадания к матери, исчезла задумчивость, взгляд стал цепким, требовательным.

– Ты о нападении? – спросила я.

– Было нападение? – тут же уточнил Миролюб.

Говорил он сейчас резко, отрывисто.

– Я не знаю, я в повозке была. Просто слышала голоса. Кто-то разговаривал, кричали, свистели, а потом… ничего не было.

– Так было или не было? – терпеливо повторил княжич.

– Не было, – эхом откликнулась я.

– Ты видела, что хванец с ними разговаривал?

– Нет. Только слышала, и он подтвердил на привале, когда Бран его расспрашивал.

– На каком языке он с чужаками говорил?

Я поежилась, несмотря на теплый плащ, и поплотнее закуталась в его полы.