И приведут дороги

– Топится? – зачем-то спросила я.

Добронега кивнула и бросила на меня такой взгляд, что я запнулась на очередном дежурном вопросе и поневоле отвела глаза, пытаясь вспомнить, не сотворила ли вчера чего предосудительного. Может быть, я не должна была уходить с Миролюбом смотреть волчат? Впрочем, Добронега сама ушла с князем, а Миролюб мне жених как-никак. Я понимала, что накручиваю сама себя, заранее подыскивая оправдания, что, в сущности, ничего еще не случилось, просто на меня странно посмотрели, но в итоге не выдержала и спросила:

– Что?

Добронега же сделала вид, что не услышала вопроса.

– Я попросила девочек завтрак сюда принести, – сказала она и принялась мыть руки.

Я не стала спорить, поскольку понятия не имела, как здесь принято.

– А Злата с нами будет?

Добронега поправила платок, разгладила рукав платья, подол. Я заволновалась:

– Со Златой все в порядке?

– Да. – Нарочито спокойный голос Добронеги совершенно не соответствовал ее виду.

Она сейчас вела себя так же, как когда они вливали в меня лекарство. Тогда ласковые голоса совсем не соответствовали тем взглядам, которыми Добронега и Радим смотрели на меня. Я что, веду себя как Всемила перед приступами?

– Я хорошо себя чувствую, – произнесла вслух я.

– Хорошо, – эхом откликнулась Добронега.

– У Златы точно все в порядке? – Тут я запнулась и поняла, что здесь никто не говорит «в порядке», и каким-то шестым чувством уловила, что Добронега тоже это заметила. Словно она не слышала меня эти несколько месяцев, а здесь вдруг вслушалась. Будто написанная и придуманная мной некогда Свирь защищала меня от разоблачения, а оказавшись в чужом городе, я разом растеряла все свои обереги. Мы стояли друг напротив друга в просторной комнате, и мне казалось, что повисшее напряжение можно ощутить почти физически.

– Что-то случилось? – севшим голосом спросила я.

– Нет, – ответила Добронега и улыбнулась ненастоящей улыбкой, такой, какой не улыбалась мне никогда. Такой, какой не улыбалась Всемиле.

Мои щеки вспыхнули, а по спине побежал озноб. Я набрала в грудь воздуха, неловко им поперхнулась, откашлялась, заправила волосы за ухо, осознавая, что веду себя как преступник, застуканный на месте преступления. Но вся беда была в том, что именно так я себя и чувствовала, хотя причины понять не могла.

– Может, тогда к Злате сходим? – неуверенно предложила я.

Почему я не могла перестать повторять имя Златы, я не знала.

– Не нужно, пусть отдыхает, – отрезала Добронега.

Я обхватила себя за плечи, пытаясь справиться с невесть откуда взявшейся дрожью. Вспомнилось то чувство, когда впервые пришел Радим и мне казалось, что ткань мироздания натянулась и вот-вот что-то произойдет… словно весь этот мир противился тому, что я явилась сюда обманом. Вот и сейчас я чувствовала то же самое: будто мир выталкивает меня, не желая больше принимать. При этом не было недомогания, которое вызывала Святыня. Я-то считала, что буду медленно угасать, но физически сегодня чувствовала себя гораздо лучше, чем все последние недели. Зато эмоционально держалась из последних сил, чтобы не сорваться в истерику, потому что понимала: что-то произошло. Что-то изменило отношение Добронеги ко мне. При этом я точно знала: ничто в этом мире не способно повлиять на отношение Добронеги к Всемиле. А это значит… Нет, я не могла даже просто додумать эту мысль до конца. Мне нужна была помощь.

– А где Олег? – снова попыталась я наладить диалог, понимая, что готова на все, лишь бы увидеть Альгидраса, потому что я не справлюсь одна.

– Не знаю, – ответила Добронега. – С воинами, верно. Княжич просил никому не сказывать о том, что в дороге было.

Казалось, общая тайна должна была ослабить напряжение, но это не помогло.

В этот момент дверь отворилась, и в покои вошла та самая девочка, которая не говорила. Она поставила на стол поднос, поклонилась Добронеге и выбежала из комнаты. Я проследила за ней взглядом, потом тупо уставилась на принесенный ею завтрак. Здесь были вареные яйца, свежеиспеченный хлеб, масло и, вероятно, какая-то каша – во всяком случае, что-то белое лежало в глиняных тарелках.

Посмотрев на подошедшую к столу Добронегу, я осознала, что за эти месяцы привыкла к тому, что она относится ко мне как мама. Сейчас все было иначе. Она смотрела на меня как на чужого человека.

– Да что случилось? – не выдержала я, чувствуя, как непрошеные слезы начинают течь по лицу.

Я понимала, что только все усугубляю, но остановиться уже не могла. Недосягаемый, как звезды, Альгидрас существовал сейчас где-то в параллельной вселенной, населенной мужчинами, которым не было никакого дела до женских слез, я же стояла в княжеском тереме, напротив женщины, во взгляде которой не было и тени привычной нежности – лишь недоверие и настороженность. Я закрыла лицо руками, ожидая обличительной речи, злых слов, обвинений, но никак не того, что Добронега вдруг подойдет, сожмет мои плечи, а потом притянет к себе.

– Девочка, девочка, – произнесла она, и я почувствовала, как она качает головой.

А потом теплая рука коснулась моих волос, и я разрыдалась еще сильнее.