Я рывком села, с трудом сдержав стон, – шея затекла от неудобной позы: я спала, сидя за столом, неловко устроившись на столешнице. От резкого движения кружка с остатками чая опрокинулась и покатилась по столу. Мне едва удалось ее поймать, прежде чем она свалилась на пол. Сжав кружку обеими руками, я старалась успокоить колотившееся сердце. Порыв ветра влетел в приоткрытую створку окна, заставив меня вздрогнуть от холода: моя ночнушка вновь насквозь промокла от пота.
Вскочив на ноги, я бросилась за тряпкой, чтобы стереть со стола, по пути опрокинула ухват, который отчего-то не поставила на обычное место, когда растапливала печь в ночи. Ухват с грохотом упал на скамью. Я прижала ладонь ко рту, понимая, что не только Добронегу – всю Свирь перебудить должна. Добронега действительно быстро вышла из покоев. Она была уже полностью одета.
– Что случилось? – встревоженно спросила мать Радима, глядя на меня.
– Сон, – хрипло прошептала я. – Опять сон дурной. Я чай разлила. Вытереть хотела.
Добронега отмахнулась от беспорядка и, быстро подойдя ко мне, тронула лоб.
– Ты полежи иди. Ночь плохая выдалась.
Я помотала головой, пытаясь сказать, что со мной все в порядке, но Добронега только улыбнулась слегка неестественной улыбкой, и я поняла, что последует за этим. И точно. Будто невзначай она добралась до полок с горшочками. Сняла тот самый, с «Олеговым снадобьем», и принялась готовить отвар. Вода, подогретая мной, еще не успела остыть. Значит, мой сон длился совсем недолго. Я смотрела на то, как Добронега готовит отвар, которым поили Всемилу в «плохие» дни, и думала о том, что это к лучшему. Просто поспать. Безо всяких кошмаров. Я не стала возражать, когда Добронега мягко подтолкнула меня к покоям Всемилы, пока отвар настаивался. Руки точно налились свинцом, и я сама едва могла их поднять. Когда Добронега попыталась что-то у меня забрать, я поняла, что до сих пор сжимаю кружку, которую спасла от падения со стола.
Выпустив кружку, я послушно села на постель и уставилась в одну точку. В голове звучало обреченное:
«Хи нами вока. Хи трэмо матурэ».
Я не знала, что это означает, но мне было очень страшно.
Глава 9
Мое пробуждение сопровождалось смутными образами. Сначала я видела себя маленькой девочкой. Я продиралась сквозь высокую траву на берегу реки и звала Чапку – своего потерявшегося щенка. Позади звучал голос отца:
– Надежда, вернись немедленно! Не то упадешь в воду.
Во сне я хорошо помнила, что почему-то в тот день совсем не боялась упасть в воду. Словно вода – мой друг. А еще я поняла, что все эти годы не вспоминала о щенке, будто у меня никогда и не было собаки. Но Чапка же был.
Потом я видела себя в школе, когда с волнением ожидала, в какую языковую группу меня распределят. В классе было три отличницы, включая меня. Учить английский считалось престижным. Немецкий – нет. Кто так решил, я понятия не имела, но в тот день казалось очень важным попасть в «престижную» группу. Не повезло: список немецкой группы начинался с фамилии Василевская. Дома я долго плакала, а родители так и не поняли суть проблемы.