И про любовь тоже

В последнее время Люся суетилась вокруг нее, Ольги, часто раздражая одним своим присутствием. Ей хотелось одиночества в мыслях, подруга же не давала возможности погрузиться в депрессию. Они с Игорем словно сговорились!

— Привет, уже завтракала? — Люсьена поставила на стол пакет с продуктами. — Я тут купила кое-что… Хочется праздника, и повод есть, поэтому — вот! Вино красное, крымское, тортик диетический из швейцарской кондитерской на Поляне, вредная салями и твоя любимая болгарская брынза.

— Что за повод? — вяло поинтересовалась Ольга.

— Сейчас кофе сварю, ты же хочешь? Не успела растворимого выпить? А потом и повод обсудим. — Пряча взгляд, Люсьена отвернулась к плите, ставя турку на огонь и своей суетливостью настораживая Ольгу.

— Люся! Ты говорила с Рудневым?! — с угрозой произнесла она.

— Ой, нет, что ты! Ты запретила, я же понимаю, если я… ты знаешь, я не могу, чтобы ты молчала месяцами, поэтому — нет, не говорила! Но деньги на операцию есть, Олечка!

Ольга наблюдала, как подруга, все еще не глядя на нее, разливает кофе по чашкам, ополаскивает турку, ставит на полку… Тревога нарастала, Ольга пыталась понять, чьих щедрот неожиданная помощь, но в голове вертелось только имя бывшего мужа.

— Люся!

— Ладно. Мне одобрили кредит. На восемьсот тысяч.

— Люся!!!

— Это не все. Ты помнишь, я была на симпозиуме в Чехии три года назад? В общем, я звонила Патрику Барта, он готов провести операцию у себя в клинике.

— Как же он… и как у тебя наглости хватило просить его?! После того, как ты его так конкретно отшила?

— Как-то хватило, Оль. И я еду с тобой. Хондросаркома первой степени — не приговор, ты сама хирург, что я тебе объясняю? Прошлая твоя операция оказалась более чем удачной, согласись.

— Опухоль была доброкачественной…

— Да, но осложнений не было, ты восстановилась быстро и жила полноценно и активно двенадцать лет.

— Я была тогда моложе. И не сомневалась, что операция поможет.

— Ну да… не сомневалась… зачем тогда Руднева из своей жизни погнала? Любовника какого-то для отмазки придумала, знала, что просто так не уйдет. Теперь слезы половником хлебаешь!

— Люся… остановись…

— Не вопрос — тебе с этим еще жить. Именно — жить, Оля! Я выслала Патрику результаты обследования, прогноз хороший. Он предлагает удалить часть кости с опухолью и далее сделать эндопротезирование. Можно, конечно, оперироваться и у нас, но реабилитация… В клинике Барта ты будешь лежать втрое меньше времени, чем здесь!

— Ты понимаешь, что отдавать тебе эти деньги я буду до смерти? А если до этой самой смерти всегоничего?

— Вот и будет повод погодить с погостом, должок вернешь — там посмотрим. Фу на тебя с твоими мрачными мыслями, Олька! Все настроение испортила. Между прочим, я из-за тебя себе на горло наступила — сама Патрику позвонила, цени! — Люсьена улыбнулась. — А знаешь, мне показалось, он обрадовался… Так! Не об этом сейчас. У меня с сегодняшнего дня отпуск, буду заниматься оформлением бумажек. Оль, конечно, не мое дело, но почему ты не оспариваешь завещание отца? Ты — его единственная дочь.

— Игорь проболтался? Все как-то не вовремя, Люсь. Ты видела эту бабищу на похоронах? А толпу ее родственников? Они горло перегрызут за каждый рубль. Когда мне тяжбами заниматься, скажи? Завещание оформлено было у нотариуса, в присутствии свидетелей, отец был в уме и здоров. Причина, чтобы выкинуть меня из списка наследников, у него была.

— Какая может быть причина, чтобы так поступить с единственной дочерью?!

— Не поняли и не приняли мы с Игорьком любовь всей его жизни. Игорь наговорил ему… отец влепил оплеуху, я вступилась, тоже от себя добавила всякого, в общем — выгнал он нас взашей из квартиры. Тогда, получается, и оформил завещание на эту Любу. Поскольку мы весь год с ним не общались, то и узнали об этом только две недели назад. Эта баба позвонила и милостиво разрешила забрать из квартиры мамины вещи — книги из библиотеки ее родителей и шкатулку с письмами от отца. Я офигела, потому что ждала, когда она сама выметется из квартиры. Не торопила, дала время собраться…

— Ну, ты даешь, Оль! Она же могла все ценное вывезти. Картины, фарфор. А мамины украшения?!

— Отец их продал, когда мне делали первую операцию. Да и не было там ничего особенно ценного. Мама как-то равнодушно относилась к золоту. Носила только обручальное кольцо и бабушкины сережки с сапфирами. Не могла эта баба ничего украсть — опись картин, коллекции монет и фарфоровых статуэток хранилась у нотариуса. Ее бы повязали сразу, думаешь, она не понимала этого? Поэтому и убедила как-то отца, чтобы все движимое и недвижимое оформил на нее нотариально.

— И дачу, и гараж?!

— И даже «Волгу», которую подарил Игорю на совершеннолетие. Игорь же так по доверенности и ездил.

— Жесть!

— Теперь понимаешь, Люсьена, что долги мне тебе возвращать не с чего. Давай-ка ты откажешься от кредита…

— Еще чего! Я уже перевела первый транш в клинику Патрика. Прости, но мы с ним уже неделю назад все обговорили…

— Люся! А если бы кредит не дали?!