И прочие опасности!

Лучковский Евгений Аркадьевич И прочие опасности !

Евгений Аркадьевич ЛУЧКОВСКИЙ

"И ПРОЧИЕ ОПАСНОСТИ!"

Рассказ

Этот день для Эдуарда Баранчука начался исключительно неудачно. На работу он проспал и потому, наскоро умывшись, сунул в рот огромный кусок колбасы и стал запрыгивать в брюки. Одновременно он еще натягивал свитер, но слегка запутался в нем. Ботинки Эдуард шнуровать не стал и, схватив куртку, ринулся в коридор, на ходу проверяя, на месте ли пропуск, права и запасные, "свои ключи" от замка зажигания и багажника. Пренебрежительное отношение к обувной фурнитуре не замедлило сказаться самым фатальным образом: в темном коридоре он наступил на шнурок, зацепил висящую на гвозде раскладушку, та в свою очередь сбила велосипед и самопроизвольно разложилась, перегородив все. Эдик промчался по этим хрустящим и звякающим предметам, вылетел на лестничную площадку. Там стояла полуглухая соседская испуганная бабушка, у ног ее жался испуганный пинчер.

- Поспешишь - людей насмешишь, - сказала бабушка.

"Только не нашего начальника колонны", - подумал Эдик, но, поскольку отвечать было нечем, поздороваться тоже - второй кусок колбасы раздувал его щеки, - он просто кивнул и поспешно прошествовал мимо.

Такси попалось сразу, лишь только он вылетел из подъезда. Эдик вскинул руку и, бросив взгляд на номер, машинально отметил: наше. Водитель, приспустив стекло, ткнул пальцем в трафарет возврата и устало сообщил:

- В парк.

Эдуард кивнул. Он сел рядом с водителем, слегка уязвленный тем, что его не узнали, не признали в нем своего, несмотря на кожаную куртку явно шоферского вида. Подтягивая поочередно то левую, то правую ногу, он стал шнуровать ботинки.

Водитель с интересом покосился. Потом хмыкнул. Потом подмигнул:

- Силен!

- Что? - спросил Эдик.

- С какого этажа прыгать пришлось? - снова подмигивая, осведомился водитель.

- Не понял юмора, - холодно пробурчал Эдик.

- Ладно, ладно... - с примирительным пониманием ухмыльнулся таксист.

Они подъехали к воротам парка. Машина остановилась.

- Приехали, - таксист щелкнул тумблером таксометра, зафиксировал его в положении "касса". На счетчике было девяносто восемь копеек.

- А если мне дальше ехать? - сказал Эдик.

- Вот и ехай, - жизнерадостно улыбнулся водитель, - а мне баиньки пора.

- Отказ в передвижении, - констатировал Эдик. - Где у вас тут директор парка?

Водитель нахмурился. Эдик притворно вздохнул и полез в карман:

- Ладно. Сдачи не надо, - съязвил Баранчук и широким жестом положил на торпеду новенький хрустящий рубль. Потом вышел из машины, негромко, по-водительски притворил дверцу и трусцой припустил к воротам.

...Дальше - еще хуже. Диспетчер не подписал путевку: оказалось, в парке ввели новшество - предрейсовый медицинский осмотр.

Впрочем, осмотр, как выяснилось, был обычной формальностью. Просто в кабинете инженера по безопасности движения сидела хмурая девушка в белом халате и измеряла шоферам давление. Она никак не реагировала на шутки таксистов, не отличавшиеся большим изяществом.

На осмотре Эдик потерял минут пятнадцать - была очередь. У окошка диспетчера тоже толпился народ, и от нечего делать, заняв очередь и медленно двигаясь вдоль переборки, Баранчук стал перечитывать объявление "Органы внутренних дел разыскивают" и так далее. В парке у диспетчерской постоянно висело что-нибудь подобное, но за все недолгие месяцы работы Эдик ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из шоферов непосредственно принимал участие в поимке преступника.

...Этот портрет висел уже дней десять. Он был рисованный и являл собой образ довольно приятного молодого человека, чем-то напоминающий его двоюродного брата из Серпухова. В первый раз Эдик даже вздрогнул: это было на прошлой неделе, после смены, когда он ночью сдавал путевку и деньги. "Надо же, - тогда еще подумал Эдик, - ну просто копия Борьки... Вот так попадется на улице - и возьмут".

Сейчас эта мысль его рассмешила. "Хорошо бы", - почти злорадно подумал он. Баранчук не любил своего двоюродного брата, не любил беспричинно, подспудно, может быть, потому, что рос один, без родителей, всего добивался сам. Борьке же легко давались и институт, и деньги, и девушки, шел он по жизни победно, принимая успех как нечто обыденное, даже порой тяготящее. В общем, на взгляд Эдика, пустой щеголь.

Впереди было еще человек пять-шесть, и Баранчук снова обратил свой взгляд на портрет. Текст с этой точки не просматривался, но он помнил его наизусть: "...рост выше среднего, волосы темно-русые, зачесанные на пробор, нос прямой, расширенный книзу, зубы ровные, белые...". "Ничего себе, приметочки, - усмехнулся про себя Баранчук, - таких тысячи, если не больше. Хорошо бы поинтересоваться у того, кто это писал: как быть с пробором, если тот в кепке, - попросить снять? А для полного опознания еще сказать, чтоб улыбнулся: дескать, в самом ли деле "зубы ровные, белые"?

Диспетчер подписал путевку, но сверху начертал: "Два заказа".

Эдик было возразил:

- И так опаздываю, план не наберу. - Он даже голос повысил.

Но диспетчер только поморщился: