И проиграли бой

- А то как же! У меня знакомый в морге работал, такое рассказывал - уши вянут.

- Лучше и вовсе не слушать, - решил худосочный, одна только срамота.

- А кто он, ну тот, плюгавый, которого убили? спросил толстяк. Он, по-моему, хотел этих субчиков, что приехали у нас хлеб отнимать, сагитировать, дескать, нам палки в колеса не вставляйте. Уж и говорить начал, да тут - бах! - смотрю, уж он на земле ле жит.

Джим собирался было закурить, но так и не зажег самокрутку.

- Я знал его, - ответил он. - Хороший был малый. Вроде как рабочий вожак.

Белолобый заметил:

- За головы вожаков государство неплохо платит. Так что долго они не живут. Взять хотя бы этого Сэма, тощий, ровно змеюка. Говорит, в порту работал. А я спорю, что он и полугода не протянет - кокнут.

Смуглый парень спросил:

- А как же с Лондоном? С ним, как с Дейкином, могут расправиться.

- Ну, уж нет, Лондона голыми руками не возьмешь У него голова на плечах есть, - вступил худосочный.

- А если у него голова на плечах, чего ж мы сидим сложа руки?! взъерепенился белолобый. - С этой забастовкой одна морока. А кто-то на этом денежки зарабатывает. Как туго придется, так непременно кто-нибудь нас заложит, сам - в кусты, а нам - расхлебыва ть всю эту кашу.

Крепкий, плечистый мужчина встал на колени, надвинулся на говорившего, по-волчьи ощерившись. Глаза недобро заблестели.

- Ну, вот что, умник, послушали тебя, и хватит. Я Лондона давно знаю. Если ведешь к тому, что он нас заложит, давай выйдем. Я тебе объясню, что к чему. Я мало что в этой забастовке смыслю. Но раз Лондон сказал: "Дело стоящее",- я делаю, как он велит. И ты свои штучки брось!

Белолобый неприязненно смерил его взглядом.

- Грозный ты больно.

- Грозный не грозный, а тебя вздуть сумею.

- Кончай, ребята, - вмешался Джим. - Чего нам друг с другом-то воевать? Не терпится кулаки почесать, подождите чуток, еще надоест.

Плечистый пробурчал что-то, но сел обратно, на свое одеяло.

- Чтоб я ни словечка больше о Лондоне за его спиной не слышал!

Толстяк взглянул на Джима.

- А как тебя, сынок, подстрелили-то?

- На бегу. Побежал, а меня - на мушку.

- Говорят, вы дали прикурить нашим "подменникам".

- Верно.

- А еще говорят, их теперь не на поезде, а в грузовиках привезут, - заговорил сразу белолобый. - И вроде каждому дали по гранате со слезоточивым газом.

- Вранье! - оборвал его Джим. - Чтоб нас запугать, чего только не придумают.

Белолобый угрюмо продолжал:

- Хозяева, кажись, Лондона предупредили, что, пока у нас в лагере красные, никаких переговоров не будет.

- Ну, и где ж эти красные? - зашевелился плечистый. - Уж не ты ли сам, по разговору похоже.

- Сдается мне, что доктор из красных, - говорил белолобый. - Чего ему здесь надо? Он же ведь ни гроша не получает. Кто ж ему платит? Он-то уж небось не прогадает, - белолобый хитро прищурился. - А, может, ему Москва платит.

Джим, побледнев, сплюнул на землю и, как мог спокойно, сказал:

- Таких сволочей, как ты, я отродясь не встречал! И в каждом ты такого же подонка видишь!

Плечистый снова подался вперед.

- Парень дело говорит! Он-то тебя "причесать" не сможет, а уж я постараюсь, если хлебало не заткнешь.

Белолобый медленно поднялся и пошел к выходу. Обернулся.

- Смотрите, ребята, вспомните мои слова. Не сегодня-завтра скажет вам Лондон: "Кончай бастовать!" А у самого, глядишь, новая машина появится, работа постоянная. Помянете мое слово!

Плечистый резко приподнялся, но белолобый уже выскользнул из палатки.

- Что это за парень? - спросил Джим. - Спит с вами в одной палатке?

- Нет, совсем недавно только объявился.

- А раньше вы его видели?

Каждый лишь покачал головой.

- Не видел.

- И мне не доводилось.

- Так его ж подослали! -догадался Джим.

- Кто? - не понял толстяк.

- Хозяева. Велели Лондона оговорить, чтоб вы, ребята, ему верить перестали. Неужто не ясно? Пойдет раскол. Так что хорошо б этого хмыря из лагеря выставить.

Плечистый вскочил на ноги.

- Сам этим займусь! Лучше развлечения не приду мать! - и вышел из палатки.

- А вы, ребята, бдительность не теряйте. Такие вот субчики наговорят вам, что забастовка, дескать, выдохлась. Вранье это все, и слушать нечего.

Толстяк выглянул из палатки.

- А то, что жратва кончилась, это не вранье. И что кормить ребят одной травой, как коров, нельзя - тоже правда. Каждый это видит, и подсылать никого не надо.

- Сейчас нам важно единство! - воскликнул Джим. Просто необходимо! Не будет единства, и мы пропали. И не только мы. Ни одному работяге в стране не станет легче.

Толстяк кивнул.

- Мы все одной веревочкой связаны, а не всяк сам по себе. Вот хотят наши ребята получше жить, но ведь только для них одних лучшей жизни не получится, пока все лучше не заживут.

В дальнем углу палатки приподнялся мужчина средних лет.

- Знаете, в чем беда рабочего человека? - спросил он. - Так вот я вам скажу. Языком почесать любит наш брат. Кабы больше дел, да меньше слов, глядишь, что-нибудь вышло бы, - он замолчал. Все в палатке вдруг на сторожились, прислушиваясь.