И проснуться не затемно, а на рассвете

Глава десятая

– Ну вот, молодой человек, – сказал Зукхарт, вручая мне книгу.

Я взял ее, осмотрел, повертел в руках. На черной потертой кожаной обложке не было никаких опознавательных признаков – ни автора, ни названия. Я раскрыл книгу. Древний корешок захрустел, как орех. Судя по всему, издание действительно было очень старое. Книга сама собой раскрылась на кантонменте 240 – или на чем-то под номером 240, поскольку прочесть эти странные загогулины я не мог. Я провел пальцем по шву, скреплявшему страницы, но разбирать слова даже не пытался.

– Что думаете? – спросил Зукхарт.

– Откуда вы знаете, что это подлинник?

– Да вы только посмотрите на нее! Я такой диковинной книги в жизни не видел! Не узнаю ни одного имени. Сафек, Ульмет, Ривам… Такое чувство, что эта книга пробурилась к нам прямо из центра Земли.

– Она на идише?

Он кивнул.

– И вы можете доказать, что ей много лет?

– Сто пятьдесят, не меньше.

– Как в этом можно убедиться?

– Вы мне не доверяете? – оскорбился он.

– Ладно, неважно, – сказал я.

Уходя от Зукхарта, я зачем-то – может, по привычке, попросил у него пакет. Он достал свой завтрак – банан и йогурт – и отдал мне освободившийся пакетик из продуктового «Хоул фудс». В нем я и понес книгу.

Разве я не был честен с тобой с самого начала? – спросил он. – Разве не рассказал тебе про Мирав? И разве не говорил я, что увлекся этой девушкой еще до того, как узнал правду о своем наследии – нашем наследии? Да, я влюбился, да, я заинтересовался иудаизмом. Но это была ошибка, Пол. Я направил свою страсть не в то русло.

Приезжай, Пол, и увидишь все своими глазами. Пройдешь генетический тест, получишь последнюю крупицу семейной истории. Верь нам, а не им.

Утром следующего понедельника началась процедура уничтожения «ПМ Капитал», и Пит Мерсер ушел с фондового рынка. Он распродал все активы и вернул деньги клиентам – с изрядными процентами, если верить «Уолл-стрит-джорнэл». В той же статье говорилось, что с начала Великой рецессии каждый второй доллар его фонда был вложен в золото.

На мои сообщения и звонки Мерсер не отвечал.

Что же он будет делать? – гадал я, читая о нем в новостях. Теперь, когда все модели разрушены, все портфели ликвидированы, трейдеры отправлены домой, столы опустошены и мониторы выключены – что будет делать этот человек?

«Уолл-стрит-джорнэл» выяснил, что его личная прибыль после закрытия корпорации составила примерно 4,9 миллиарда долларов. Значит, ответ ясен: делать он может все, что взбредет в голову. За такими деньгами нужен присмотр. Возможно, подумал я, он просто хочет делать это из дома, в окружении компьютеров и мониторов. Ни на минуту не покидать наблюдательного пункта – и из эксцентричного богача превратиться в самого настоящего затворника. А может, он последует примеру американских нуворишей, нынешних миллиардеров, разбогатевших на техническом прогрессе: начнет хвататься за все, что попадется под руку, скупать яхты, футбольные команды, вложит кучу денег в уничтожение малярии. Или же станет дауншифтером: наденет новые туристические ботинки, рюкзак и отправится в путешествие по Индии, Непалу и Тибету, будет сидеть у ног золотых Будд и на холмах, с которых открывается вид на заснеженные горные вершины. Несмотря на языковые и культурные барьеры, однажды он обретет то, что ускользало от него все эти годы протирания штанов за письменным столом: душевный покой. Его великолепное финансовое прошлое вскоре забудется, превратившись в слабый отголосок где-то в самом низу цепочки кармических перерождений. Или он женится, заведет детей и посвятит дни тому, что определяет жизнь большинства людей его возраста: пеленкам, детским праздникам и прогулкам в парке. Предаваясь этим безыскусным радостям, он наконец обретет свое место в жизни – к собственному бесконечному удивлению. Или же отправится в Израиль, как и говорил. Может, эти планы еще в силе. Он превратит Сеир в пригодное для жизни место, даже роскошное. В конце концов, чего не сделаешь на пять миллиардов долларов? Можно в прямом смысле слова изменить мир.