…и просто богиня

Врачи сказали, что она переусердствовала. Ревекка была склонна к полноте, стала заниматься спортом и умерла. Рита решила, что Ревекка решила похудеть. Если бы она думала о своем здоровье, а не только о внешности, то, записавшись на фитнес, и курить бы бросила, но вместо этого смолила одну за другой. Говорят, курение отбивает аппетит, и Ревекка не могла этого не знать. В общем-то, она убила сама себя: за здоровьем не следила, стала бегать до одури, и умерла.

Она была склочной бабой, но ранней смерти все равно не заслужила. Никто не заслуживает ранней смерти, а Ревекка — так думала Рита, оставаясь одна в большой пустынной квартире, когда Олег уезжал в очередную командировку — могла почувствовать себя в, полном безысходности, в глухом, как бункер, одиночестве. Олег не виноват, что занят. Не виноват он, что молчит, но и она ведь тоже не виновата! Если бы у Риты не было своих интересных занятий, если бы ходила она на работу, как на голгофу, то могла бы не только ворчать при его появлении. Она б закатывала ему истерики, обвиняла б без нужды, несправедливо или даже подло.

— Лучше бы ты прическу себе новую сделала, — корила Ревекку Рита за эту серьезность, за эту приличную овечью правильность, которая хороша, как полиэтиленовый пакет: если надолго, то уже не гигиенично, а душно, тошно, мертво. — Нельзя быть слишком серьезной, нельзя.

Чтобы мост не рухнул, он должен быть пластичен, части его должны двигаться — и только так он, чутко дрожа, удержится над длинной темной водой.

Ревекка занималась скучным офисным трудом, а в детстве хорошо играла на рояле и даже мечтала о профессиональной карьере пианистки, но, отбивая на уроке физкультуры баскетбольный мяч, сломала палец. В юности профессионально занималась бальными танцами — но и с этой мечтой пришлось расстаться, потому что случилась какая-то беда со спиной. Олег рассказывал об этом Рите, припоминая не без труда. Этим нитям — внезапно оборванным, этим цветам — не успевшим расцвесть, он не придавал значения. В детстве он мечтал стать биологом, но им не стал, и в том, по его разумению, не было ничего плохого.

А что было бы с ними, с Олегом и Ритой, если б она не разговаривала с ним, а только ждала? Что было бы, если б не вела она эти выматывающие обоих разговоры — что думает он, о чем мечтает, хочет чего, чего боится. Что было б, если б ждала она от их отношений только музыки, только танца, живого естественного движения — если б ждала, а не требовала? Как скоро озлобилась бы, осатанела, возненавидев эту вечную, ко всем случаям подходящую склонность делать вид, что все в порядке, прекрасно все — все так хорошо, что заебись. Что было б, если б не умела Рита смеяться, над собой, над ним, над их любовью — безусловно, неверной и верной тоже вне всякого сомнения, раз уж нет единого на всех закона любви. Что было б, если б видела она всю нелепость бытия, каким бывает оно даже в самые нежные свои моменты, и не могла бы усмехнуться, отстраняясь, предлагая себе не принимать все слишком всерьез?

Ревекка была слишком серьезной. Может быть, думала Рита, она хотела жить только в полную силу — и неважно, что внешность у нее была скучной. Она же звалась этим редким именем „Ревекка“, и не пожелала сократить его до какой-нибудь… „Риты“, например.

Она могла молча и сильно требовать от Олега, чтобы он любил ее наотмашь, как в любовных романах, которые так любят такие женщины, такие, овечьей выделки, а он — человек полутеней и полутонов — не понимал, чего хочет от него эта женщина. Она умерла, он разок-другой всплакнул. Пересчитать бы сколько слезинок стоил каждый год их общей жизни? Думая об этом, Рита ловила себя на мазохистском удовольствии — он жил с человеком, был, наверное, счастлив, и так же легко положил его в архив, не гадая о причинах, не сожалея о следствиях. Может быть, и ее, Риты, уход, он встретит с той же грустью. Была — и сплыла. Он заживет дальше, снова кого-то встретит, кем-то увлечется, у кого-то пойдет на поводу. Рита была уже взрослой девочкой, она понимала, что после чьей бы то ни было смерти, жизнь не заканчивает свое коловращение. Мост рухнул, но вода-то течет. Но Рита точно знала, что если Олег умрет, то и она совсем скоро подохнет — от тоски, в муках, в сердечной немочи. Но она же дура, она же уродка, эта Рита. У нее душа в язвах. Какой с нее спрос?».

Такую написал бы историю.

ТУДА

Одна моя знакомая, она — лысая, потеряла брата. Его, недавно разведенного, нашли на полу собственной квартиры с пластиковым пакетом на голове. Задохнулся. Квалифицировали, как самоубийство, но не исключено, что и трагическая неосторожность. Он умер без штанов. Вполне возможно, пытался обострить ощущения от оргазма кратковременной асфиксией. Есть, говорят, и такой способ очутиться на седьмом небе.

Номер седьмой не вышел, получился смертельный. К брату моя знакомая не ходила, вещи из съемной квартиры ее муж вывозил. «Ненавижу твоего бога», — такую надпись он прочел в спальне.

— Нацарапали прямо на обоях, — с явным огорчением шепнул мне он.