«И пусть все мои дороги ведут к тебе…»

Перед тем, как сесть за это письмо, я перечитал все твои письма (их не очень много) – я знаю, что ты меня любишь, я и сейчас слышу твое, сказанное по телефону «очень». Я знаю это и помимо всех писем и телефонов. Ты не думай, я не сомневаюсь. Просто не понятно, почему тебе три месяца нечего писать.

Особенно болезненное восприятие отсутствия твоих писем объяснялось тем, что последние два месяца я провел в обществе бывших наших стипендиатов, учившихся в Москве, Ленинграде, Казани. Двое из них женились в Союзе и ждали своих жен, многие из них получали каждый день по письму. Я знаю, каждый день – глупо, но все же не три месяца. И главное: в последнее время во мне как-то практически окрепло решение как можно скорее оформить наши дела. Я более, чем когда-либо уверен в том, что я ни с кем, кроме тебя, неспособен соединить и прожить всю жизнь. Но ведь это так сложно! Мы ведь знаем друг друга немножко в общих чертах, во всяком случае недостаточно подробно. И хотя письма, конечно, не то, все же они много могли бы помочь в этом.

Линусь, как бы мне хотелось сейчас быть с тобой, чтобы нам думать обо всем вместе, если надо, поспорить, но знать, что ты думаешь, какие у тебя сомнения, любимая моя. А поговорить нам нужно о многом. Я ведь так и не знаю, чем жила ты все эти годы, что было содержанием, что давило и что помогало идти. А ведь если идти вместе, то и нести придется обоим, значит все должно быть друг перед другом ясно-ясно.

Я уже предпринял некоторые шаги, скорее «разведывательного» характера с таким расчетом, чтобы в начале будущего года (не позже апреля) нам быть вместе! ( Даже писать страшно). Все это зависит от двух факторов: моей работы и денег. С работой опять неопределенно: меня опять хотят посадить в газету, а я опять ни за что не согласен. Если не пойдет иначе, уйду из ЦК. Но это не так просто, а главное, нужно принимать во внимание, как это может отразиться на возможности моей поездки к тебе. Денег нужно довольно много: в наших деньгах тысяч 10-12 (моя зарплата 1800). Из них тысяч пять на поездку, а остальное на мебель. Вопрос с работой должен решиться в ближайшие дни, а над вопросом «создания денег» я работаю.

Линусь, ласточка моя, курсы я кончил в звании младшего лейтенанта с благодарностью командования. Через неделю после того, как я кончил свое – насколько я себе представляю, довольно плаксивое – письмо, нас реорганизовали, я попал в колею и от моего немного нудного настроения не осталось и следа. До конца курсов я считался одним из лучших курсантов.

Сейчас я в отпуску, наверстываю упущенное, каждый день хожу в кино и театр, на футбол, слушаю много-много музыки. Позавчера смотрел «Анну на шее». Очень-очень понравилось, по-моему, в своем жанре идеально.

Линуська, желанная моя, пиши, ведь ты можешь, а мне так нужны твои письма.

Передавай привет своим.

Я недавно отрыл у Симонова:

…Когда она – не просто ожиданье

Чего-то, что еще, быть может, вздор,

А всех разлук и встреч чередованье,

За жизнь мою любви с войною спор,

Тогда разлука с ней совсем трудна,

Платочком ей ты не помашешь с борта,

Осколком родины сидит в груди она,

Всегда готовая задеть аорту.

Не выслушать… В рентген не разглядеть…

А на чужбине в сердце перебои.

Не вынуть – смерть всегда таскать с собою,

А вынуть – сразу умереть.

Так сила всей по родине тоски,

Соединившись по тебе с тоскою,

Вдруг грубо сердце сдавит мне рукою.

Но что бы делал я без той руки.

Целую

Твой Женя

P.S. Ты подозрительно молчишь о языке. Мне это ведь так важно!

P.P.S. Если пришлешь фотографию, получишь мою, военную. Меняю!

Весной я получила письмо от сестры Жени, прошло, наверное, пол года, и я уже перестала ждать. В нем она подтверждала мои догадки, что Евгений Зандлер – их дед, еще писала, что Женя умер в 1999 году. Она спросила у его третьей жены, не осталось ли писем от бабушки. Но они ничего не нашли. А еще она написала, что Женя не отличался верностью и просто в один момент не сообщил моей бабушке, что перестал ее ждать.

Дорогая Ирина!

Мне очень совестно, что я так долго не откликалась на Ваше трогательное письмо, пересланное мне Йожефом, но никак руки не доходили. На Ваш первый вопрос ответ: да, я сестра Евгения – Жени – Бергмана, а Зандлер – это фамилия нашего дедушки, похороненного в кремлевской стене. Мы жили в Москве до 1946-ого года, в сентябре которого уехали в Будапешт: наши родители были венграми. Женина переписка и встречи с Вашей бабушкой в первые годы разлуки наверное были искренними с его стороны, но он не отличался преданностью и в 1956-ом году женился на венгерке, “забыв” оповестить об этом Вашу бабушку. Женя умер в 1999 г. а я прочитала Ваше письмо его вдове – третьей жене. К сожалению, письма Вашей бабушки не сохранились, но если у Вас есть еще вопросы, пожалуйста, напишите.

С дружеским приветом

Елизавета Бергман