…Все-таки ослеп. Повезло, сказали в больнице, мог бы и умереть, хотя это еще вопрос, повезло ли, дома он сидеть не захотел, и жена его, дона Гертрудес, стала брать его с собой в лавку, мало ей было забот, бедной женщине, но она ничего, не жаловалась, устроила ему местечко на большом ларе между прилавком с сырами и полками с хлебом, на крышку ларя поставила сиденье от большого кожаного кресла, она его на свалке нашла, совсем целое, вымыла, конечно, накрыла чистой простынкой, и пожалуйста, отличное получилось место, только высоко очень, но у доны Гертрудес была лестничка в три ступеньки, чтобы до верхних полок дотягиваться, она ее к ларю придвинула, и еще телевизор, маленький, из дому принесла, утром, как в лавку придет, сразу мужа усадит в кресло, укутает его потеплее, он после больницы мерзнуть начал, шапку стал носить меховую, даже летом, под подбородком ее завязывал, и перчатки большие, лыжные, дона Гертрудес ему купила, в лавке она его одеялом укрывала, мохнатым, как шкура, а в совсем холодные дни сверху еще мешков чистых наваливала, а потом телевизор включала и сама садилась рядышком, на ступеньку лестнички. Клиенты к ним тогда довольно редко заглядывали, через дорогу китайцы открыли другую лавку, большую, там и выбор был хороший, и дешевле все, и дона Гертрудес с мужем целыми днями сидели у телевизора, дона Гертрудес смотрела, а он слушал, дона Гертрудес иной раз задремлет посреди программы или там сериала, он ей потом все слово в слово пересказывает и даже разными голосами, кто-то раз мимо лавки проходил, услышал, кому-то рассказал, тут-то клиенты опять и потянулись, вначале просто полюбопытствовать, потом стали ходить каждый день, привыкли, особенно кто дома не успевал телевизор смотреть, дочка доне Гертрудес подсказала деньги брать за вход, немного, тридцать сантимов за новости, пятьдесят за сериал, если абонемент на неделю, то дешевле, и так хорошо у них дела пошли, даже неожиданно, они уже и телевизор новый купили, и кресло поудобнее, дочка в Англию засобиралась, дружок у нее там учился, а тут дона Гертрудес возьми и умри. Клиенты утром приходят, а дона Гертрудес на полу лежит, и муж ее сидит в кресле и последние известия рассказывает, как раз перешел к спортивным новостям, и так голоса меняет, просто заслушаешься.
Лавку дочка продала китайцам, они как раз расширяться надумали, и ларь продала, и кресло, китайцы хотели, чтобы она и отца оставила, обещали, что будут кормить и укрывать тепло, но она ни в какую, спасибо, говорит, но он мне самой нужен, он у меня вместо радио.
Доска объявлений
Когда с сеньором Зе сделался удар, не было в мире человека счастливее, чем безногая Мариазинья, жаль, говорила она, что я не могу вскочить и заплясать, и правда, чуть не плясала, крутилась в своей коляске, руками размахивала и прищелкивала тонкими сухими пальчиками, как кастаньетами. Я не люблю безногую Мариазинью, она ведьма и сплетница, у нее узкий, похожий на щель, ротик с тонкими сероватыми губами, острый жестяной голос и коляска с бесшумным моторчиком, чтобы Мариазинья могла подкрадываться и подслушивать чужие разговоры. Наслушавшись, она едет ко мне в кафе, усаживается на эспланаде, спрашивает кофе и рассказывает, но память у нее плохая, а язык ядовитый и наверняка весь в черных пятнах, как у злой собаки, поэтому она все врет и сочиняет, а самое ужасное, что потом ее вранье сбывается, и, чем больше народу его слышало, тем вернее сбудется, иной раз вот прямо дословно, соврет, что у кого-нибудь машину угнали, – и ее угоняют, или что у кого-нибудь в аквариуме все рыбки дорогущие подохли, – и они дохнут, поэтому я стараюсь Мариазинью не слушать, принесу ей кофе и сразу отхожу.
А сеньор Зе – он совсем другой, тоже сплетник, но не злой, не вредный, и сплетничает не из желания навредить, как Мариазинья, а потому, что любит делиться тем, что знает, а знает он все и про всех, к тому же все видит, все слышит и все подмечает. Это он сказал Рите из четвертого подъезда, что она беременна, она поначалу даже не поверила, потому что уже семь лет лечилась, столько денег они с мужем потратили, просто ужас, и все без толку. Правда, потом оказалось, что забеременела она не от мужа, а от доктора-кубинца, который ее как раз и лечил, это тоже сеньор Зе рассказал, но какая, в сущности, разница, девочке, Марии Кармен, уже пять лет, она хорошенькая, толстенькая и кудрявая, а что муж от Риты ушел, так она, по-моему, даже и не заметила.