И сейчас, и всегда

Не отрывая взгляда, ты смотрел в глаза Пако и внезапно понял еще одну простую истину из тех, что лежат вроде бы на поверхности жизни, но, увы, только когда радость и боль, из которых они сотканы, взрываются в сознании, они становятся очевидными. Ты наклонился и поцеловал Пако. Это и был ответ и себе, и ему. Если другой человек еще может согреть твою душу, если ты способен еще кого-то любить, жизнь в тебе продолжается, у тебя есть будущее.

XXIV

После освобождения Франции мы с Пако и Збышеком оказались во французских войсках и продолжали воевать дальше. В составе 29-го отдельного польского батальона, который был сформирован при первой французской армии. Нашим командиром был Юзеф Лис, из бывших интербригадовцев в Испании и макизаров во Франции.

Мы шли по Германии и Австрии, брали Карлсруе, Ральштадт, Фрайбург... Дошли до Баденского озера. Победу встретили в Линде, на берегу этого знаменитого водоема. Мы вошли в Дахау на полчаса позже американцев, до Мюнхена тоже двигались вслед за американцами. Смешно сказать: они снабжали нас бензином, его постоянно не хватало — союзники сознательно нас придерживали. Но, как бы там ни было, воевали мы до последнего дня.

Французское правительство наградило нас всех, бойцов польского батальона, орденом «За нашу и вашу свободу». Да, они учредили тогда такой специальный орден.

И вот по окончании войны, 17 ноября 1945 года, наш батальон в полном вооружении прибыл в Польшу.

Как нас встречали поляки! И мы почувствовали тогда, что все не даром, что люди помнили, знали и ждали нас. Вот здесь мы и отпраздновали свою, нашу собственную победу над фашизмом.

Но это была Польша: Нас оказалось трое в польском батальоне, украинцев из Западной Украины. И Пако.

И мы собрались домой. Весной 1946-го мы с Пако приехали в послевоенный разрушенный Луцк. Начиналась совсем новая жизнь. Для нас война все-таки кончилась.

...А время идет, юноша, так быстро летит время, особенно когда жизнь уже позади, когда становятся глуше эмоции, выцветают чувства и для других из нашего прошлого остаются только слова. А что могут передать слова? Я рассказал вам много, знаете, может, даже слишком много. Не знаю, рассказывал ли я столько кому-нибудь о своей жизни, да еще за один раз. Наверное, все-таки нет. Может, век мой миновал, и вправду хочется что-то задержать, что-то сберечь из прожитого? И не только в моей памяти? Воспоминания чем дальше, тем ценнее, весомее для меня, прошлое отзывается во мне, наведывается в сегодняшний день, чтобы еще и еще дать пережить, почувствовать одновременное бытие того и другого.

Я разговорился, но не жалею об этом. Только, простите меня, не верю я, что все это можно описать. Кажется, я и сам бы не смог. Человеческий опыт, как ни крути, не укладывается в обычное описание событий, в их пересказ. Слов мало... Они лишь бледный, бесцветный оттиск, сухой костяк. Дело даже не в содержании, не в том, что переживалось, а — как. Вот это «как» и трудно передать. То, что пережил кто-то другой, можно только представить. А отобразить... Не знаю. Наверное, самого себя еще как-то можно, да и то нужен какой-то невероятный талант. Достоевский, Гоголь... Что-то такое, знаете. Вот «Тихий Дон». Великая книга. Но, правду говоря, по мне, чего-то и там не хватает. Вот не хватает, и все. Именно в человеке, в том, что скрывается за внешними переживаниями... Вот видите, хочу невозможного. И потому, думаю, нет художника, которому удалось бы передать в слове человеческий опыт, прежде всего его многоликие оттенки.

Вот о том и говорю. Много над этим думал. Скажу правду, и писать хотел. И писал немного. Но больше стихи. Почему? Потому что в стихах достаточно бывает передать настроение, импрессию. А на прозу меня не хватило, там все-таки мысль организует весь материал. Другой, в общем, подход к действительности. Понял, что не умею, и бросил. А стихи? Для меня они легче. Только понял как-то: человек должен говорить другим обязательно что-то новое. А я? Не знаю. Ничего нового у себя не обнаружил, потому и не пошел дальше. Может, когда-нибудь что-то и получилось бы. Не знаю. Но не жалею.

Никогда не жалел. Основное мое творчество — вот перед вами, мой колхоз. Неизящно звучит, но так и есть.

А сколько, простите, вам лет? Да, ровно вдвое моложе меня. Ну вот, как же вы напишете обо всем этом? Ну, запала-то у вас много. Совсем даже юношеского. Не сердитесь. Э, что там семья, дети? Я же про другое... Да, да, именно про это. Может, и не потеряете...