И штатские надели шинели

Ответить было не так-то просто. Тяжело. Рассказал, что о Михаиле Григорьевиче написал и опубликовал две статьи. На первую никто не откликнулся. А на вторую, напечатанную в феврале 1966 года в "Ленинградской правде", отозвалась Елена Дмитриевна - жена Лупенкова. Из письма Елены Дмитриевны я узнал, что мать и отец комбата умерли во время блокады, а она и дочь Лиза выжили. Дочь стала уже взрослой и вышла замуж. Потом переписка, которую мы вели с Еленой Дмитриевной, неожиданно оборвалась.

Недавно я съездил на Ржевку, где жил комбат до войны. Долго искал его дом, потому что район Ржевки, как и все окраины Ленинграда, застраивается новыми домами, а старые сносятся. Но Ржевская улица сохранилась. Сохранился и дом под номером 52, который был записан в моем блокноте еще в августе сорок первого. В этом старом, полуразвалившемся двухэтажном домишке, в котором тридцать лет прожила семья Михаила и который вот-вот будет снесен, мне удалось побывать. Квартира Лупенковых сохранилась. Но в нее никто не поселился. Соседи собираются тоже выехать. Они сообщили, что Елена Дмитриевна Лупенкова недавно умерла, а дочь Лиза переехала с мужем в новый дом. К сожалению, адреса своего не оставила.

В селе Среднем машина остановилась у школы, на стене которой была прибита небольшая мемориальная доска, сообщающая о том, что здесь находился штаб нашей дивизии в начале войны. Тут же Бархатов стал рассказывать, как и где он подбил четыре танка и две танкетки противника, как он отвечал на вопросы прибывшего сюда Маршала Советского Союза Климента Ефремовича Ворошилова.

Поехали дальше. И вот мы в селе Ивановском, откуда никак не могли выбить фашистов. У высокого обелиска, утопающего в цветах и зелени, вышли из машины и встали в скорбном молчании, склонив головы. Первым оправился от волнения Бархатов, вслух прочитал выгравированные на обелиске слова:

ВОИНАМ ДИВИЗИИ НАРОДНОГО ОПОЛЧЕНИЯ МОСКОВСКОГО РАЙОНА г. ЛЕНИНГРАДА, ПАВШИМ В БОЯХ ЗА СВОБОДУ И НЕЗАВИСИМОСТЬ НАШЕЙ РОДИНЫ.

Июль - август 1941 года.

Через несколько минут подъехали автобусы с ополченцами. Пришли и местные жители. Начался митинг. Мы втроем встали в стороне, собрав в кулак все наши нервы. Хотелось опуститься на колени перед прахом тех, кто отдал свою жизнь в ожесточенных схватках с врагами Родины здесь, на берегу небольшой реки Луга. И, как бы услышав нас, кто-то из ораторов сказал:

- Мы склоняем наши седые головы перед вашим прахом, дорогие герои, сыны и дочери славной Московской заставы. Вы своей жизнью, своей кровью отстояли честь и свободу Родины, защитили наш Ленинград. Мы помним вас и гордимся вами. Вы всегда будете жить в наших сердцах, в нашей памяти. Спите спокойно, фронтовые друзья! Дело, за которое вы бились, не щадя себя, живет и процветает! Знайте, тот, кто пел за свободу своей Родины, не умирает. Мы помним вас, мы чтим и славим вас!

Я видел слезы на глазах у женщин, прибывших из Ленинграда. Мне даже показалось, как будто вместе с нами заплакали березки, обступившие могильную ограду, что-то грустное и трогательное виделось в раскинувшихся рядом лугах, даже ленинградское синее небо, похоже, запечалилось, хотя по-прежнему ярко светило полуденное солнце. Участники митинга, а их было много, долго стояли, склонив головы, в скорбном молчании у братской могилы, в которой покоился прах наших погибших товарищей.

5

В обратный путь тронулись под вечер, когда солнце начало опускаться к горизонту. После дневной жары почувствовали себя вялыми, уставшими, захотелось вздремнуть, кто-то даже предложил присесть на часок к стогу свежего сена, от которого распространялся манящий аромат цветов и трав.

- Не хватало, чтобы мы тут заночевали, - воспротивился Булычев. - Пошли к пруду. Свежая вода сразу сбросит усталость.

Действительно, искупавшись и съев по бутерброду, почувствовали себя бодро.

И вот мы снова мчимся по пыльной дороге. Снова миновали село Среднее, и снова наш неутомимый артиллерист стал вспоминать, как отражал он здесь атаки фашистов.

Чтобы отвлечь Бархатова от повторного рассказа, Булычев спросил его, когда и куда он выбыл из дивизии. Павел Данилович охотно рассказал:

- С нашей дивизией я расстался в апреле сорок второго года. Меня откомандировали в распоряжение 39-й армии, где и был назначен комиссаром отдельного дивизиона, действовавшего на Калининском фронте. После упразднения института комиссаров поехал на курсы в Москву, а оттуда командиром специального дивизиона "РС" ("катюш"), который входил в 6-й гвардейский кавалерийский корпус. Принимал участие Б освобождении Белоруссии, Западной Украины, Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии... Сразу после войны окончил высшую артиллерийскую школу. Но вскоре заболел и демобилизовался. Вернувшись в Ленинград, восстанавливал разрушенные дома. Затем работал на Волго-Балтийском канале. Позже меня свалил инфаркт. Получил пенсию. Но руки не сложил. Веду общественную работу в домоуправлении и в подшефной школе.

- Такой биографией можно гордиться, - заметил Булычев.