Доходя подчас до крайностей в суждениях, Владимир Иванович тем не менее все же чувствовал, что язык развивается по своим внутренним законам, мало поддающимся регулированию извне. «Составитель словаря не указчик языку, а служитель, раб его; здесь можно сказать о всяком писателе: напишешь пером, не вырубишь топором. Сколько можно было собрать этих чужих речений мимоходом, посвящая весь досуг свой сбору и обработке русских слов, столько внесено в словарь, и с умыслу не упущено ни одного. Одна часть слов этих более или менее приурочилась у нас, и собиратель не вправе выселять их по своему произволу; дело писателей покидать их и дать им выйти из обыка; другая часть, все еще нам чуждая, включена для того, чтобы противопоставить русские отвечающие им выражения. При этом изредка и по необходимости,
На попытки отговорить Даля от такой твердой позиции, на разговоры, что, мол, уж очень придирчив, он упрямо отвечал, что подобное убеждение «ошибочное и вредное, как всякая ложь или ошибка: оно растлевает ум и сердце». И делал убедительный вывод: «Коль скоро мы начинаем ловить себя врасплох на том, что мыслим не на своем, а на чужом языке, то мы уже поплатились за языки дорого: если мы не пишем, а только переводим, мы, конечно, никакого подлинника произвести не в силах и начинаем духовно пошлеть. Отстав от одного берега и не пристав к другому, мы и остаемся межеумками. С языком шутить нельзя: словесная речь человека — это видимая, осязательная связь, звено между душою и телом, духом и плотью».
Составитель Словаря не скрывает, что он не претендует на строгую научность в расположении слов и их производных, однако он достиг другого: словарь можно «если не читать, то перелистывать», прослеживать связь слов и их сочетаний. Примеры употребления слов «взяты из обихода, из простой русской речи, и туда же пошли десятка три тысяч пословиц, поговорок и разных народных речений». «Самое усиленное старанье прилагал я, чтобы достигнуть полноты словаря, относительно выражений народных, и верно объяснять их. Язык народа, бесспорно, главнейший и неисчерпаемый родник или рудник наш, сокровищница нашего языка, который, на письме, далеко уклонился от того, чем бы ему следовало быть».
И завершил выступление Даль весьма красноречиво: «Однако — довольно. Речь моя протянулась, как голодное лето. Я начал было коротко, но, что наболело — не стерпело, и квашня через край ушла. Я хотел только показать, над чем и как я работаю: прибавлю еще, что это не есть труд ученый и строго выдержанный; это только сбор запасов из живого языка, не из книг и без ученых ссылок; это труд не зодчего, даже не каменщика, а работа подносчика его; но труд целой жизни, который сбережет будущему на сем же пути труженику десятки лет. Передний заднему мост».
После доклада члены Общества во главе с А. Хомяковым «горячо и настойчиво» стали искать средства для издания Словаря. Вот как вспоминает об этом сам Владимир Иванович. «Дело составителя было при сем заявить о всех затруднениях и неудобствах, какие он мог предвидеть, давно уже сам обсуждая это дело. Словарь доведен только еще до половины, и едва ли прежде десяти или восьми лет может быть окончен; собирателю под 60 лет; издание станет дорого, а между тем, вероятно, не окупится; кому нужен неоконченный словарь?
Но нашлось несколько сильных и горячих голосов — и первым из них был голос М. П. Погодина, — устранивших все возражения эти тем, что если видеть всюду одни помехи и препоны, то ничего сделать нельзя; их найдется еще много впереди, несмотря ни на какую предусмотрительность нашу; а печатать словарь надо, не дожидаясь конца его и притом не упуская времени. Самая печать неминуемо должна продлиться несколько лет, а потому будет еще время подумать об остальном, лишь бы дело пущено было в ход.
Тогда поднялся еще один голос, А. И. Кошелева, с другим вопросом: чего станет издание готовой половины Словаря? И по ответу, что без трех тысяч нельзя приступить к изданию, даже рассчитывая на некоторую помощь от выручки, деньги эти были, так сказать, положены на стол».
Что мы сегодня знаем об Александре Ивановиче Кошелеве? Увы, еще меньше, чем о С. Морозове, поддержавшем Художественный театр, С. Мамонтове — помогавшем окрепнуть таланту Шаляпина, многих художников… О Кошелеве известно, что он был публицистом и общественным деятелем, участвовал в подготовке крестьянской реформы 1861 года, издавал журналы «Русская беседа» и «Сельское благоустройство». У него на квартире собирались славянофилы, он один из подписавших Послание из Москвы к сербам (А. Хомяков, М. Погодин, А. Кошелев, И. Беляев, Н. Елагин, Ю. Самарин, П. Бессонов, К. Аксаков, П. Бартенев, Ф. Чижов, И. Аксаков).