И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ)

— Не знаю. Мне всё равно. Я всё решила — делаю аборт, и всё остаётся, как прежде. Ты только Фрекен Бок не говори.

Арина опять уставились на неё и прищурилась.

— Не говорить… Не говорить? Это я буду молчать про твою беременность всё это время, пока ты будешь делать аборт, а потом молчать про твой аборт всю жизнь?

Марго замерла с собачкой замка в руках.

— Ну, хорошо, — закрыла молнию сумки с характерным, звонким щелчком и выпрямилась. — Дай мне время до выходных. Сегодня среда? Надеюсь, в субботу сделаю аборт, а в воскресенье приеду, отлежусь немного. Нужно ещё анализы сдать.

Арина смотрела на неё и верила, и не верила своим глазам. И ушам, кстати, тоже.

И вдруг Марго залихватски улыбнулась.

— Поставлю Иванушку перед фактом. Хех! Представляю его лицо!

— Он тебя… пристукнет. — Погрозила ей кулачком сестра. — А я помогу. Дура, ты Ритка.

— Знаю. Ну, что же, — шутовски, игриво развела руками Маргарита. — Не всем же быть такими умненькими да пригожими, как ты, Ариш. Вон какого Иванушку себе захватила.

— Я… я не захватывала. Ты знаешь. Он мне всегда нравился.

— Знаю. Ладно, пошли завтракать, а то яхонтовый наш… начнёт тут…

Арина двинулась на выход, уже забыв, что приходила переодеться.

— Так, стой! — остановила её Марго перед дверью. — Ты, это, — взяла сестру за плечи и слегка встряхнула, — лицо попроще сделай. Да, расслабься ты! Ну, же! Я же сказала, что сама разберусь.

Арина смотрела ей в глаза долго и внимательно, но не увидела там ничего из того, что ей хотелось — ни надежды, на то, что Ритуля одумается, ни на то, что хоть что-то чувствует к отцу ребёнка. Разочарованная девушка медленно и тяжело вздохнула, но сделала над собой усилие и лицо всё-таки расслабила.

— Вот, уже лучше. Пошли, — подхватила с кровати сумку Маргарита.

Когда близняшки появились в кухне, Иван там с нахмуренными бровями и сосредоточенной складкой губ листал свой планшет. Перед ним стояла парующая чашка кофе, а чуть поодаль — опустевшая тарелка из-под фритаты, которую пожарила Арина.

— Привет! — кинув сумку к стене, радостно подскочила к столу Марго. — Доброе утро!

— Привет, — поднял он на неё голову и опять углубился в гаджет. — Я кофе сварил в кофейнике.

На Арину, которая хоть немного и отошла, и, возможно, даже чуть успокоилась, но сама на себя походила из рук вон плохо, Беспалов даже не взглянул. С неё глаз не сводила Марго.

— Я голодная, как волк, — подчёркнуто ребячливо кинулась она к сковороде, — Ариш, можно я себе возьму, где побольше колбасы, м? — показала на блюдо и по-детски закусила нижнюю губку. — А тебе тут… помидорки… — изо всех сил старалась разрядить обстановку Рита, тем самым только сильнее подчёркивая свой контраст с сестрой.

— Можно, — буркнула Арина, и вот тут на неё поднял голову Иван. Не резко, но вполне притязательно. Он впился взглядом в девушку. Вначале слегка рассеянным, а потом всё более и более осмысленным и сосредоточенным. Вгляделся, рассмотрел, увидел, сопоставил, подумал и выгнул бровь. — Что-то случилось?

— Эм-м… — заёрзала на стуле Арина, которая есть не хотела ни колбаску, ни помидорки, а сразу устроилась за столом налить себе кофе. — Да ничего такого, — вскинула бровки и почесала пальчиком правую. — Ничего, — растянула уголки губ и глупо моргнула. — Всё нормально. — Потянулась к кофейнику.

Но Иван на это только отодвинул планшет подальше и сложил руки перед собой, как «Ваша честь» перед долгим, трудным процессом по делу о двадцати убийствах и воровстве горючего с бензоколонки.

— Вы поссорились?

— Да что ты! — аж подпрыгнула у плиты Марго. — Ничего подобного! Правда ведь, Ариш?

— Правда, — опять с надрывом или какой-то затаённой тяжестью согласилась та.

Иван вздохнул.

— Господи, Кнопка, а я ещё Базину говорил, что он не умеет врать. По сравнению с тобой, он… этот… Иннокентий Смоктуновский. Ну, что там ещё у вас стряслось, выкладывайте давайте. Обещаю не сильно орать.

— Всё нормально, — поставила на стол тарелку с фритатой Маргарита и опустилась на стул напротив Ивана. — Давайте завтракать.

— О’кей. Итс гуд айдиа. Лэтс. — Иван пригубил кофе и принялся переводить взгляд с одной близняшки на другую. И молчать.

Тишина — хорошая штука. Особенно такая, гнетущая, тягостная. Через минуту у Арины в глазах заблестели слёзы.

— А вот и мы, — обрадованно развёл на это руками в стороны опекун, заглянув ей в личико. — Добро пожаловать. И теперь ни одна из вас не выйдет из этой комнаты, пока не расскажете мне, что же у вас конкретно произошло.

Арина сморгнула и одна капелька побежала вниз по щеке.

— Блять, — выругалась Марго и со злым лицом отвернулась от стола.

— Цыц! — стукнул пальцем по столу Иван. — Мала ещё. Всё. Я вас слушаю.

Молчали они долго. Арина заплакала ещё сильнее. Ивану очень хотелось её обнять, утешить, но он смотрел на Марго. Та ёрзала, пыхтела, фыркала, жевала, вздыхала и ежесекундно закатывала глаза.

— Я беременна. — Не выдержала и с вызовом подняла голову на опекуна.

Тот замер. Прищурился. Нахмурился, но не шевелился. Потом своим длинными пальцами обеих рук сделал движение, обозначающее «позолоти ручку».