И снова декабрь (СИ)

   Как бы Диночка ни бодрилась, видно было, что она быстро устает, что даже короткие прогулки все чаще становились для нее в тягость. Врач стал появляться почти каждый день, и мне приходилось стоять у окна гостиной, дожидаясь окончания его визита. Алла Эдуардовна все чаще стала заходила в комнату, чтобы принести таблетки или поставить очередной укол, а я в это время опять бездумно пялился в то же самое окно. Мог ли я тогда хоть на время оставить Диночку и вернуться к занятиям? Конечно же, нет. Я махнул на все рукой, потому что мне вдруг стало все равно, что будет со мной дальше: я мог думать только о ней.

   Было восемнадцатое сентября. Я запомнил этот день. Диночка полулежала на диване, я, вытянув ноги, удобно расположился в кресле рядом. Фильм, который мы смотрели, определенно не годился для просмотра никому, кроме молоденьких девиц. Герой и героиня, по моему мнению, были похожи на двух глупцов, если не назвать их более крепким словом, которые никак не могли рассказать друг другу о своих чувствах. Наконец-то это радостное событие все же свершилось, и на горизонте замаячила скорая свадьба.

   Довольная таким поворотом событий, Диночка повернулась ко мне и доверительно сообщила:

   - Знаешь, все девочки мечтают о свадьбе. Когда я была маленькой, думала об этом тоже.

   - А сейчас тоже думаешь?

  Я задал этот вопрос и тут же спохватился, но было уже поздно. Дина слабо улыбнулась.

   - Не в моем положении об этом думать, - ответила она излишне ровным голосом, который так не нравился мне, и встала с дивана. - Пойду за соком. Тебе принести тоже?

   Я схватил ее за руку и потянул к себе. Потом она сидела у меня на коленях, и я целовал ее так, как давно хотел, как целуют желанную женщину. И к черту эту нежность! Сейчас она была абсолютно не нужна, потому что и Дина отвечала на мои поцелуи не менее пылко. Когда я, наконец-то, оторвался от ее губ, то сказал, с трудом выравнивая дыхание:

   - Я очень хочу, чтобы мы поженились как можно скорее. Хорошо бы завтра.

   Дина смотрела на меня своими глазищами, и я видел, как они наполняются слезами. Я прижал девушку к себе и шептал, шептал ей на ухо, что мы взрослые люди, поэтому вольны делать то, что хотим; что я люблю ее и хочу этого больше всего на свете; что она, если согласится, никогда не пожалеет о своем решении; что впереди у нас целая жизнь, и поэтому мы непременно будем счастливы... Ее губы, щеки были солеными от слез, а я в эти минуты искренне верил, что ничего плохого с нами случиться не может. Просто не может, и точка. Верила ли она тогда в это, не знаю.

   На следующее утро я явился пораньше с букетом цветов для Аллы Эдуардовны и бутылкой дорогущего вина, которое посоветовал мне купить знакомый всезнающий продавец. Льва Николаевича я встретил уже в дверях, он сказал, что вернется к обеду, тогда обо всем и поговорим. Алла Эдуардовна молча взяла букет, поблагодарила и даже попыталась улыбнуться. Я это оценил, хотя по-прежнему не понимал, за что она меня так невзлюбила. Утешало, что в последние дни мы общались совсем мало: после нашего с Диной примирения она перестала без повода заходить в комнату, а если что-то было надо, то стучала в дверь и ждала приглашения.

   Я не знаю подробностей разговора Дины с родителями, но Лев Николаевич благосклонно отнесся к нашему решению, пообещав договориться с загсом на конец месяца. Алла Эдуардовна большей частью молчала, сказала только, что у них много родственников, поэтому свадьба будет обязательно, а о расходах просила не беспокоиться. Я чувствовал себя довольно неуютно, потому что о женитьбе и деньгах надо было поговорить со своими родителями заранее, а я, конечно же, этого не сделал.

   Вечером того же дня я позвонил домой и терпеливо выслушал сначала ворчание отца, недовольного моей скоропалительной женитьбой, потом растерянные всхлипы матери и радостные охи и ахи сестры. К чести родителей, отец перезвонил через час и уже спокойным голосом сообщил, что деньги на костюм и кольца вышлет завтра, потом попросил позвать к телефону Льва Николаевича и сказал ему, что рад за своего оболтуса, то есть за меня, который выбрал в жены прекрасную девушку, то есть Дину, что, конечно же, оплатит половину расходов на свадьбу.

   Они еще о чем-то говорили, а я сидел и думал о том, что совсем не знаю своих родителей, если в глубине души допускал мысль, что они могут поступить как-то иначе. Потом мама долго разговаривала с Аллой Эдуардовной, а мы с Диночкой сидели, слушали, смущенно переглядывались и чувствовали себя провинившимися в чем-то школьниками. Кончился разговор тем, что мама захотела сказать несколько слов невесте, а когда Дина подошла к телефону, то она, поздравив ее, заявила, чтобы милая девочка ни о чем не беспокоилась, потому что ее сын, то есть я, - очень хороший человек. Тут уж мое терпение кончилось, я забрал трубку и сказал, что позвоню завтра.

   Поздним вечером, когда я уже попрощался с Диночкой и собрался уходить, Лев Николаевич пригласил меня в свой кабинет.