– Здравствуй, Генри, – сказала Оливия. Мальчик слегка закатил глаза и уткнулся лицом в отцовские джинсы. – С ним все в порядке? – встревожилась Оливия.
Тревогу у нее вызвала внешность ребенка – темноволосый в мать и такой же кареглазый, – и у Оливии мелькнула мысль: «Это не Генри Киттеридж!» Что она себе воображала? Надеялась увидеть своего мужа в этом маленьком мальчике, но увидела совершенно чужое ей существо.
– Просто он только что проснулся. – Крис подхватил ребенка на руки.
– Что ж, прошу в дом, – сказала Оливия и поймала себя на том, что до сих пор ни словом не перемолвилась с Энн, терпеливо дожидавшейся своей очереди с младенцем на руках. – Энн! Привет! – поздоровалась Оливия.
– Привет, Оливия, – ответила Энн.
– Сапожки голубые и шапочка в тон, – сказала Оливия маленькой девочке, и озадаченная девочка прижалась к матери. – Это присказка такая, – пояснила Оливия; шапки на девочке не было.
– Мы купили сапожки специально для путешествия в Мэн, – сообщила невестка, чем несколько смутила Оливию.
– Отлично, только снимите их на крыльце, прежде чем войти в дом, – сказала она.
В Нью-Йорке Энн спросила, можно ли ей называть Оливию «мамой». Теперь же Энн держалась отстраненно, поэтому и Оливия не спешила заключать невестку в объятия. Она развернулась и зашагала к дому.
Они пробудут здесь три дня.
На кухне Оливия внимательно наблюдала за сыном. Он оглядывался вокруг с неподдельной радостью:
– Мам, какой же ты порядок тут навела. Вау. – И вдруг тень пробежала по его лицу: – Стоп, ты что, раздала все папины вещи? С чего вдруг?
– Нет, разумеется, нет… Ну, кое-что отдала, конечно. Его уже довольно долго нет с нами.
– Что? – Крис смотрел ей прямо в глаза.
Она повторила, но отвернувшись от сына. И переключилась на старшего мальчика:
– Теодор, хочешь водички?
Мальчик поднял на нее свои огромные глазищи, качнул головой и направился к матери, которая – не спуская с рук новорожденную – стягивала с себя толстый черный свитер. Оливия отметила, что у Энн под черными брюками-стрейч выпирает живот, зато руки под белой нейлоновой блузкой совсем тощие.
Энн уселась за кухонный стол.
– Я бы не отказалась от стакана воды, Оливия.
А когда Оливия, налив воды, снова повернулась к невестке, она увидела грудь – торчавшую прямо тут, посреди кухни, словно напоказ, с большим темным соском, и Оливии сделалось слегка не по себе. Энн прижала к себе младшенькую, и кроха, закрыв глаза, присосалась к груди. Невестка улыбнулась Оливии, но той эта улыбка показалась фальшивой.
– Уф, – выдохнула Энн.
Кристофер больше не заводил речь об отцовских пожитках, и Оливия увидела в этом доброе предзнаменование.
– Кристофер, – сказала она, – чувствуй себя как дома.
Кристофер скорчил гримасу, давая понять, что это больше не его дом – по крайней мере, так истолковала Оливия выражение его лица, – однако сел за стол напротив жены, вытянув длинные ноги.
– Чего ты хочешь? – спросила Оливия.
– В смысле? – Кристофер взглянул на часы, затем опять на мать.
– В смысле, дать тебе воды?
– Я бы предпочел выпить.
– Хорошо. Выпить чего?
– Выпить выпивки, но сомневаюсь, что у тебя водится нечто подобное.
– Отчего же. – Оливия открыла холодильник. – У меня есть белое вино. Хочешь белого вина?
– У тебя есть вино?.. Да, я с удовольствием выпью белого вина, спасибо, мама. – Он встал. – Погоди, я сам себя обслужу. – Взял бутылку, наполовину полную, и налил вина в высокий стакан, словно это был лимонад. – Спасибо. – Он поднял стакан в знак благодарности и сделал глоток. – Когда ты начала пить вино?
– Ну… – Оливия осеклась. Наверное, не стоит сейчас упоминать Джека. – Просто начала выпивать понемножку, вот и все.
– Нет, мама, не все, – саркастически ухмыльнулся Кристофер. – Скажи правду, когда ты начала пить вино? – Он сел за стол.
– Иногда ко мне приходят друзья, и я угощаю их вином, – ответила Оливия, повернулась к нему спиной и полезла в шкафчик за коробкой крекеров. – Хочешь крекеров? У меня даже сыр найдется.
– К тебе приходят друзья? – Ответ Кристофера, кажется, не слишком интересовал.
Сидя напротив жены, он съел весь сыр и почти все крекеры, а Энн потягивала из его стакана, пока он не опорожнил его, что произошло довольно быстро.
– Можно еще?
Кристофер подтолкнул стакан к Оливии, и хотя она полагала, что вина с него достаточно, но возражать не стала.
– Почему нет? – И вручила ему бутылку.
Крис снова наполнил стакан.
Оливии очень хотелось присесть, но стульев было только два. Как она раньше не сообразила добавить стульев на кухню?
– Пойдемте в гостиную, – предложила она. Однако сын с невесткой не шевельнулись, и Оливия так и стояла у длинного рабочего стола на подгибающихся ногах. – Расскажите, как вы добирались.
– Долго, – ответил Кристофер с набитым ртом.
– Долго, – эхом отозвалась Энн.
Никто из детей Энн не сказал Оливии ни слова. Ни единого. Ни «спасибо», ни «пожалуйста» – вообще ничего. Они следили за ней, но опускали глаза всякий раз, когда она пыталась с ними заговорить. «Ужасные дети», – думала Оливия.
– Вот арахисовая паста и сэндвичи с джемом, – Оливия показала им на рабочий стол. Дети молчали. – Что ж, ладно.