И снова Оливия

– Ты ничего не знаешь, – ответила Оливия. – Понятия не имеешь, о чем говоришь, и я была бы тебе признательна, если бы ты оставил свои дурацкие соображения при себе. Он был чудесным человеком, а от этой твоей выскочки просто жуть берет. Кошмарная женщина, с которой ты укладывался в постель на протяжении стольких лет.

– Хватит, Оливия.

– Нет, я еще не закончила. Она ничего из себя не представляет. И она – дрянь.

– Оливия, прошу тебя, перестань. Ладно, она дрянь. Кому какое дело?

– Мне, – сказала Оливия, – потому что это многое говорит о тебе. Если тебя привлекают дряни, это кое-что значит.

– С тех пор прошло много лет, Оливия.

Джек подбавил газу, скорей бы приехать домой, но до Кросби было еще далеко. На повороте он и не подумал притормозить.

– Что до моего почти любовника, он был чудесным человеком. Ты его не видел и не знал. Но он был чудесным, а ты убеждаешь меня в обратном, и это отвратительно с твоей стороны. Но теперь я понимаю, почему ты его порочишь. Причина в этой женщине, к которой ты был так привязан. – Оливия помолчала. – Это тошнотворно.

Он едва не наорал на нее. Едва не крикнул: «Заткнись, хватит!» Он был близок к этому как никогда, и ему даже казалось, что он все же разорался, но нет. И Оливия более не произнесла ни слова. Когда они наконец добрались до дому, она вышла из машины, хлопнув дверцей.

– Наслаждайся своим виски, – бросила Оливия, поднимаясь по лестнице в их спальню. Он с ненавистью смотрел ей вслед.

* * *

Виски Джек пил торопливо, его подстегивал страх. А напугала его мысль о том, что он годами, десятилетиями жил, не понимая, кто он и что делает. Джек сидел в кресле, его била дрожь, и он все никак не мог подобрать слова, чтобы объяснить – самому себе, – что же ему открылось. А открылось ему то, что он прожил свою жизнь, ничего в ней не смысля. Не жизнь, а белое пятно… которое он в упор не замечал. И следовательно, не сознавал – абсолютно, – как его воспринимают другие люди. И поэтому понятия не имел, как воспринимать себя.

Он встал, взял еще одну бутылку, перелил виски в опустевший графин, затем отправился в туалет, где закапал мочой пол, словно дряхлый старикан. Выходя, он увидел себя в зеркале: он и есть дряхлый старикан. Наполовину лысый, с бесформенным выпирающим носом – этот человек в зеркале не имел ничего общего с тем мужчиной, каким он был, когда встретил Илейн. Джек сел в кресло и отхлебнул виски. Но каким он был тогда? Мужчиной много старше Илейн, считавшим ее неотразимой, мужчиной, которого завораживали ее остроумие, ее молодость, – и чем, скажите на милость, эта история отличается от многих других, точно таких же глупых, жалких историй? Ничем. В этой истории не было ничего особенного – кроме того, что приключилась она не с кем-нибудь, а с Джеком. И закончилась, как всегда заканчиваются истории такого сорта. Он до сих пор поражался изворотливости Илейн. Надо полагать, она использовала его с самого начала. Бетси так и сказала, когда он признался ей в связи с Илейн, – он стоял на кухне в их доме в Кембридже, и его колотило.

Лицо Илейн сегодня, припомнил он, удивило его своей холодностью. Ее макияж был чересчур идеальным, и от этого тоже веяло холодком. И вдруг он сообразил: но я – тоже холодный человек. Возможно, эта холодность в ней и привлекала его на подсознательном уровне. Бетси не была холодной – разве что по отношению к нему. Она была приветливой и нравилась людям.

Ох, Бетси!..

Бетси, прочитавшая все до единой книги Шарон Макдональд. Как же ему хотелось, чтобы вот сейчас Бетси была рядом с ним, и неважно, что он находил ее нудной, неважно, как невысоко она его ценила, – наплевать, лишь бы она сейчас была с ним. Бетси, мысленно взывал он, Бетси, Бетси, Бетси, ты не знаешь, как я по тебе скучаю!

И он скучал. И не только сегодняшним вечером. Иногда по ночам – и нередко, – пока Оливия храпела в их постели, он усаживался на крыльце и плакал полупьяными слезами, потому что хотел, чтобы на месте Оливии была Бетси. В такие моменты он думал, что Оливия говорит только о себе, сознавая, впрочем, что это не стопроцентная правда, но в такие ночи ее неиссякаемый интерес к собственной особе раздражал Джека… Или же ему просто хотелось поговорить о себе? Да, Джек не дурак. Он понимал, что они с Оливией во многом схожи. Он понимал, даже сейчас, сердясь и горюя, что их брак с Оливией очень удачен: хорошо стареть рядом с женщиной, такой… такой Оливией.

* * *