И снова Оливия

– Какой прелестный городок, Бобби, – сказала Хелен, поднимаясь по жуткой грязной лестнице в квартиру деверя.

План был такой: Джим и Боб отправятся в Ширли-Фоллз и вернутся к ужину. Их сестра Сьюзан по-прежнему жила в Ширли-Фоллз – единственная в семье, кто никогда никуда не переезжал, – а поскольку Сьюзан с Хелен не слишком ладили, было решено (еще накануне по предложению Маргарет), что Хелен с Маргарет останутся в Кросби, прогуляются на художественную выставку, устроенную в эти выходные на улицах города, и спустя несколько часов воссоединятся с мужьями.

– Пока, пока, – попрощалась с мужчинами Хелен, чмокнув обоих, Маргарет лишь помахала им.

Перед посещением выставки сели в гостиной передохнуть. Потеребив золотую сережку, Хелен спросила:

– И все же, как вы поживаете?

Маргарет сказала, что у них с Бобом все нормально, и поинтересовалась в ответ:

– А вы?

Хелен сказала, что беспокоится о малыше Эрни, затем достала телефон и показала Маргарет фотографии своих внуков; надев очки, которые она носила на шее на черном шнурке, Маргарет щурилась в телефон, восклицая: «Ой, какие лапочки!»

– Наверное, я слишком много о них говорю, – сказала Хелен.

Маргарет сняла очки:

– Ничего страшного.

Тогда Хелен показала ей еще два снимка и лишь затем убрала телефон.

– Так мы идем?

Маргарет взяла сумку, и они вышли из дома.

* * *

Стоило им выехать из Кросби и оказаться на узких местных дорогах, ведущих в Ширли-Фоллз, как Боба обуяла радость, взявшая верх над дурными предчувствиями, что не давали ему покоя уже некоторое время, – но теперь он просто радовался. За рулем был его брат.

– Джимми, как здорово, что ты приехал, – сказал Боб.

Брат улыбнулся ему и снова уставился на дорогу.

– У тебя ведь все хорошо, да? – спросил Боб, внезапно ощутив некую перемену в Джиме, в чем именно заключалась эта перемена, он не мог сказать, но старший брат держался с ним немного как чужак.

– Я в порядке, – ответил Джим. – Скажи лучше, как у тебя дела.

И Боб рассказал – то, что Джиму было уже известно, – как он по-прежнему ездит в Ширли-Фоллз три раза в неделю на слушания в суд; Джим спросил, много ли у него клиентов среди сомалийцев, и Боб ответил, что кое-кто из них к нему обращается, но редко. Сомалийцы прибыли в штат Мэн почти двадцать лет назад и поселились в Ширли-Фоллз, решив, что там они будут в безопасности. Недавно Боб вел дело одной сомалийки, обвиненной в мошенничестве с социальным пособием, и Джим, казалось, слушал его с интересом.

Джим, окончивший Гарвардскую юридическую школу, где ему выплачивали стипендию, прославился, защищая певца Уолли Пакера, обвинявшегося в убийстве своей подружки. Тогда Джим был на пике своей карьеры, но в последнее время его практика обмельчала, и когда Боб спросил, чем он сейчас занят, Джим, поморщившись, лишь махнул рукой. Вместо ответа он спросил:

– Как тебе Хелен? По-твоему, она хорошо выглядит?

– Она прекрасно выглядит, – сказал Боб. – Она всегда прекрасно выглядела. Слегка похудела, но не постарела.

– Она похудела, потому что я потолстел, – сказал Джим. – Мило с твоей стороны делать вид, что ты этого не замечаешь.

– Ты выглядишь вполне прилично, Джим.

– А что с волосами Маргарет? – спросил Джим после паузы.

– Уф, – вздохнул Боб. – Говорит, ей надоело возиться с ними, поэтому она постриглась и прекратила краситься, мол, пусть растительность на ее голове будет естественной.

Джим взглянул на брата:

– Ладно. – И усмехнулся: – А ты думал, я скажу, что она походит на лесбиянку?

– Я думал, – честно ответил Боб, – что первым делом, стоит нам остаться наедине, ты точно так и скажешь.

– Не-а, ей идет. Да и кому какое дело. Я, знаешь ли, стал характером помягче. А что Сьюзан?

– Отлично. Сам увидишь. Выглядит замечательно. Ну, для Сьюзан, то есть.

– Поверить не могу, ее полоумный сынок собирается жениться, – сказал Джим. – Он казался практически нормальным, когда приезжал в Нью-Йорк в прошлом году.

– Вот видишь, – Боб смотрел в окно на поле с торчавшими из земли камнями, трава ярко зеленела, солнце щедро светило. – Все поправимо, Джимми. – Он повернулся к брату.

Джим не сводил глаз с дороги:

– Ладно.

* * *

Хелен устала бродить по улице, останавливаясь у каждой палатки из белой холстины. Палатка за палаткой, битком набитые картинами, акварели вперемешку с масляной живописью. Хелен все эти работы казались ужасной любительщиной, на многих было изображено море, а также белые, обшитые досками дома и закутки во дворах, часто с розовым кустом.

– Взгляни-ка, – сказала она Маргарет. – Разве не прелесть?

Маргарет кивнула.

Хелен беспокоил внешний вид Маргарет. Она и забыла, какая у невестки большая грудь. Огромная, по меркам Хелен. Маргарет надела длинный синий балахон, но грудь все равно выпирала. А ее волосы! Кому только взбредет в голову сделать такую прическу? Обкорнать себя. О боже, думала Хелен, поглядывая на Маргарет сквозь темные очки. О, Бобби, на кого ты променял Пэм! Его первая жена была модницей – чуть-чуть с перебором, на вкус Хелен, – но Боб уже лет десять живет с этой другой женой. И что с этим поделаешь? Ничего.