– В прошлом году, – сказала она, – мы с Джимми ездили в круиз по Аляске. – Она не понимала, зачем это говорит.
– Да, – откликнулась Маргарет. – Я слыхала.
– Дождь шел каждый день. Когда мы добрались до того ледяного места, до Ледниковой бухты, предполагалось, что нас посадят в вертолет и мы сверху полюбуемся ледниками, но стоял такой туман.
– Досадно, – сказала Маргарет.
– Нет, ни капельки. Кому он нужен, этот лед?
Маргарет взглянула на Хелен:
– Я думала, вы огорчились. Ведь вы заплатили столько денег, чтобы посмотреть на это место.
– А, меня это не волнует, – бросила Хелен и сделала еще два больших глотка. И вдруг на ее щеках вспыхнули красные пятна. – Я скажу тебе, что меня волновало тогда, – индонезийцы, работавшие на том круизном судне. Команда там была вся из Индонезии, и как-то вечером мы разговорились с одним из них, он десять месяцев в году работает на судне, а потом на два месяца уезжает домой, на Бали. И спорим на что угодно, – она ткнула указательным пальцем в сторону Маргарет, – эти ребята спят вповалку в трюмах, где и окон-то нет, и когда я это поняла, почти все удовольствие от круиза пропало. Получалось, что мы путешествуем на спинах этих людей.
Маргарет не ответила, хотя открыла было рот.
– О чем ты думаешь? – спросила Хелен.
– Я подумала, как это либерально с твоей стороны.
Хелен эти слова озадачили, и ответила она не сразу:
– Ну конечно, Маргарет, ты же ненавидишь меня.
– Не говори глупостей.
Но Хелен загрустила. Разве церковники не обязаны быть людьми приятными? Хелен облизала губы:
– Мне грустно.
– Может, ты немного опьянела, – предположила Маргарет.
Щеки у Хелен опять запылали. Она схватила бутылку и наполнила до краев эту дурацкую банку из-под джема.
– Пьем до дна! – провозгласила Хелен.
И тут в подъезде послышались мужские голоса, спустя минуту дверь со скрипом открылась, закрылась – и вот они, входят в гостиную.
– Ой, мальчики! – воскликнула Хелен. – Как же я рада видеть вас обоих. – Она пригляделась к ним: – С вами, ребята, все хорошо?
Глаз Джима она не видела, но то, как мужчины держались, навело ее на подозрение, что с ними не все хорошо.
– Посмотрите-ка, – сказала Хелен, – какую фигню я купила. – Она указала на маленькую картину, валявшуюся на полу рядом с диваном.
Боб поднял картину, и Джим из-за спины брата взглянул на нее.
– Господи, Хелен, зачем ты это купила? – спросил он.
– Не так уж плохо, – сказал Боб.
– Ужасно, – возразила Хелен. – А купила я ее, чтобы было понятно: я – приятная особа. Как звали ту женщину? – Морща лоб, Хелен повернулась к Маргарет: – Ту, маринованную. Как же ее… – Она попыталась щелкнуть пальцами, но пальцы скользили. – Ну ты понимаешь… их еще маринуют.
– Оливия, – холодно ответила Маргарет.
– Точно, Оливка, – кивнула Хелен.
– Оливия Киттеридж, – поправила ее Маргарет.
– В общем, она сказала, что это фигня.
– У Оливии все фигня, – заметил Боб. – Она просто такой человек.
Маргарет поднялась с кресла:
– По-моему, нам пора идти ужинать. Хелен необходимо поесть.
Лишь встав, Хелен осознала, до чего же она пьяна.
– Упс, – тихо сказала она и огляделась: – Куда Джимми делся?
– Он в ванной, – ответил Боб. – Минута-другая, и мы отправимся.
И тут взгляд Хелен упал на лестницу, ведущую из гостиной куда-то наверх:
– Бобби, ты там спишь? Наверху?
Боб подтвердил ее догадку. И Хелен начала подниматься по лестнице.
– Я только взгляну одним глазком, – сообщила она со ступенек. Ее качнуло, и она оперлась рукой о стену. Лестница была крутой, да еще изгибалась под прямым углом. Хелен ступила на площадку перед поворотом. – О-ой, как тут страшненько. – Она занесла ногу на следующую ступеньку и упала спиной назад, и как же долго она падала, ее тело колотилось и колотилось о ступеньки, и это длилось целую вечность, вызывая боль и оторопь. А потом она остановилась.
– Не трогайте ее! – закричала Маргарет.
Джим поехал в машине «скорой помощи» вместе с Хелен; Маргарет и Боб следовали за ними в своем автомобиле.
– Боб, Боб, – сказала Маргарет, – это моя вина. – Глаза у нее были покрасневшими и словно невидящими. – Да, моя. И больше ничья. Боб, я ее терпеть не могла. И она это знала. Я вела себя отвратительно, даже не попыталась хоть как-то наладить с ней отношения. И, Боб, она это понимала! Люди всегда понимают такие вещи, поэтому она и напилась.
– Маргарет…
– Нет, Боб. Я чувствую себя ужасно. Она просто бесила меня, хотя поводов беситься, по сути, и не было, но она… знаешь, она такая богатая.
– Да, богатая. Это правда. Но при чем здесь это?
Маргарет пристально посмотрела на него:
– Она сконцентрирована на себе и только на себе. Ни разу не поинтересовалась, как я живу, чем занимаюсь.
– Она стесняется, Маргарет. И всегда на нервах.
– Эта женщина не застенчива. Она богата. Я с самого начала терпеть ее не могла. Эти ее стильные прически, золотые серьги. А уж когда она достала ту дурацкую соломенную шляпку, я думала, что мне конец придет.
– Соломенная шляпка? Маргарет, о чем ты говоришь?
– Я говорю, что я ее терпеть не могла и она это понимала. И теперь я чувствую себя ужасно.