И снова Оливия

Она увидела, что щиколотки у Серой Мышки сильно отекли, – опухшие запястья она приметила раньше, – и Мышка объяснила:

– У меня ревматоидный артрит.

– Ужасно, – сказала Оливия, и женщина согласилась, мол, да, с этим нелегко.

Серая Мышка говорила тихо, и Оливия попросила ее говорить погромче.

– Я вас не слышу. – Оливия, сидевшая в кресле, подалась вперед.

– Да, простите, – извинилась Мышка.

– Ради бога, вам не за что извиняться, я только попросила вас говорить погромче.

Теперь и Серая Мышка подалась вперед и заговорила – без умолку, словно плотину прорвало. И Оливия вскоре обнаружила, что слушает ее с нарастающим интересом. Для начала Мышка сообщила, что в девичестве ее звали Изабель Гудроу и в юности она забеременела от лучшего друга ее отца. Случилось это вскоре после смерти отца. Изабель была единственным ребенком, ее очень опекали, и она ничего не знала – Изабель посмотрела гостье прямо в глаза – о сексе, совсем ничего. Ну и это случилось. Мужчина был женат, жил с семьей в Калифорнии, и однажды он навестил Изабель с матерью в маленьком городке в Нью-Гэмпшире, где они тогда жили. А когда он уехал, Изабель была беременна. Мать повела ее к священнику-конгрегационалисту, и тот сказал, что проявления любви Господней непостижимы, и поэтому Изабель, к тому времени закончившая старшую школу, родила ребенка и осталась жить с матерью; она даже поступила в университет, но потом мать умерла, и Изабель осталась одна с ребенком. И она стыдилась себя.

– В те годы, – сказала она, – людям часто бывало стыдно. То есть людям вроде меня. Очень стыдно. – Она откинулась на спинку кресла.

– Продолжайте, – попросила Оливия.

Передохнув, Изабель снова выпрямилась и рассказала, как в один прекрасный день она упаковала вещи и двинула на побережье штата Мэн, в Ширли-Фоллз.

– Я ведь говорила вам, что в Ширли-Фоллз я училась в старшей школе, – перебила Оливия. – В малюсеньком Уэст-Аннет, где я родилась, старшей школы не было, вот я и училась в Ширли-Фоллз, как и мой муж.

Изабель терпеливо пережидала, обхватив раздувшимися пальцами рукоятку своей трости.

– Ладно, рассказывайте дальше, – сказала Оливия. – Я больше не стану вас перебивать.

Словом, продолжила Изабель, в том городе она никого не знала, и, надо полагать, именно по этой причине она решила там поселиться. Но ей было очень одиноко. Она нашла няньку для своей дочки и устроилась на работу в администрацию обувной фабрики; ее назначили секретаршей начальника отдела, и в том отделе было полно женщин.

– Я воображала себя лучше этих женщин, – сказала Изабель. – Правда. Год за годом я работала рядом с ними и думала: «В старшей школе я была отличницей и могла бы стать преподавателем, если бы не родила Эми, а ни одна из них никогда бы не стала преподавателем». В таком ключе я и рассуждала. – Изабель встретилась глазами с Оливией.

«Ей-богу, – подумала Оливия, – честности ей не занимать».

Однако женщины из ее отдела оказались настоящими подругами. Когда Эми было шестнадцать, грянул гром. Изабель узнала, что дочь завела отношения с учителем математики. Сексуальные, уточнила Изабель. И она впала в бешенство.

– Знаете, что я сделала? – Она посмотрела на Оливию, и та заметила, что глаза у ее собеседницы уменьшились и покраснели.

– Откуда мне знать, – ответила Оливия.

– У Эми были прекрасные волосы. Длинные волнистые светлые волосы… достались ей от отца, не от меня, и когда я узнала об учителе математики… Оливия, я вошла в спальню моей девочки с портновскими ножницами и… и отрезала ей волосы. – Изабель отвернулась, сняла очки и провела ладонью по глазам.

– Хм, – призадумалась Оливия. – Кажется, я могу это понять.

– Можете? – Изабель смотрела на нее, надевая очки. – Я не могу. Нет, разумеется, если я сделала это, я должна понимать зачем, но, ох, это воспоминание преследует меня, как можно так поступить со своим ребенком!

– А сейчас вы с ней ладите? – спросила Оливия.

Черты лица Изабель мгновенно разгладились.

– Да, она любит меня. Не пойму за что, я ведь была не очень хорошей матерью, и потом, я всегда была несколько замкнутой, с людьми общалась мало, и поэтому у Эми не было друзей, но теперь она живет в Де-Мойне, у нее сын тридцати пяти лет, он в Калифорнии занимается чем-то компьютерным. И да, Эми правда любит меня, и мало того, здесь я живу за ее счет.

Оливии захотелось взглянуть на фотографию Эми, и Изабель ткнула пальцем куда-то за спину Оливии, та обернулась и увидела целый ворох снимков. Девочка была много старше, чем представлялось Оливии, но она тут же припомнила, какой юной была Изабель, когда родила дочку. Эми – коротко стриженная седеющая женщина, но лицо у нее оставалось гладким и приятным.

– Та-ак… – Оливия не торопясь перебирала снимки. – Ну, я тоже была не очень хорошей матерью, – сказала она, оборачиваясь к Изабель. – Однако сын любит меня. Теперь. После моего инфаркта он, кажется, повзрослел. Кем работает Эми? – спросила Оливия.

– Она врач, – ответила Изабель. – Онколог.

– Ничего себе, – сказала Оливия. – Это надо же, работать с раковыми больными изо дня в день.