И снова утро (сборник)

Только после этого Кэлин Крэюце отправился, чтобы принять под свою команду группу вооруженных рабочих элеваторов и докеров. Когда появились первые группы гитлеровцев, румыны дали им подойти и лишь тогда открыли огонь.

На какой-то момент гитлеровцы растерялись и были вынуждены остановиться, но тут же послышалась команда, и отряд снова двинулся дальше. Вскоре гитлеровцы, превосходящие румын как в численном отношении, так и по вооружению, заняли управление порта и рассыпались по причалам. Однако рабочие не сдались. Укрывшись в товарных вагонах на запасных путях, за ящиками и бочками со смолой, они продолжали сражаться.

Радость гитлеровцев была кратковременной. Их командир, поняв, что он не сможет спасти людей, переправив их в Болгарию, дал приказ отступить. Отступать той дорогой, по которой они прорвались к порту, было невозможно, и он повел свой отряд в город по другой. С тяжелыми потерями гитлеровцам удалось в конце концов выйти на вершину холма и закрепиться в одном из зданий госпиталя, находившегося в непосредственной близости к скалистому берегу реки.

В течение часа продолжалось передвижение гитлеровского отряда по городу. Гитлеровцы потеряли около половины своего состава. Склон, по которому они поднимались, был усеян трупами, а на улице, ведущей из города, горели две гитлеровские машины.

Здание, в котором укрылись гитлеровцы, было двухэтажное, большое и прочное, безвкусное в архитектурном отношении. Его называли Павильоном. В нем находилось отделение инфекционных больных.

Несколько лет назад основное здание госпиталя и Павильон были проданы примэрии города неким Станом Бэкану и составляли лишь ничтожную часть того, что оставил детям Бэкану-старший, бывший крупный торговец скотом, наживший миллионное состояние во время первой мировой войны.

Жадный и скупой, Стан Бэкану при разделе наследства сумел захватить львиную долю. Но его сестра, такая же жадная и скупая, подала на него в суд. Судебный процесс длился несколько лет, и она в конечном итоге отвоевала у брата лишь «крохи», как сама говорила. Среди этих «крох» был и Павильон.

Вступив во владение Павильоном, новая хозяйка поспешила отделить его от госпиталя каменным забором и сдать внаем первому же пожелавшему снять его. За много лет в Павильоне сменилось немало жильцов. В 1937 году там обосновалось немецкое консульство, а после 1941 года — отделение гестапо, сохранившее, однако, прежнюю вывеску.

И сейчас к госпиталю вели три улицы: одна с севера, другие две — с запада и востока. Заняв Павильон, гитлеровцы фактически овладели госпиталем. Они установили часовых у всех трех выходов, чтобы обеспечить свой тыл. Отступать гитлеровцам дальше госпиталя, двор которого упирался в глухую каменную стену другого двухэтажного здания, было некуда, и румыны, окружившие гитлеровцев с трех сторон, могли бы отрезать их от госпиталя, уничтожить выставленных часовых. Но поскольку звериная жестокость гитлеровцев была хорошо известна, этого нельзя было сделать, не поставив под угрозу жизнь раненых.

В конце улицы две подожженные гитлеровские машины все еще продолжали чадить. Вокруг них валялись трупы шести гитлеровцев, один из убитых был в форме майора СС. Прошитый пулеметной очередью, он лежал на спине, сжимая в руках туго набитый портфель. Каска свалилась с его головы, когда он падал, и теперь в свете заходящего солнца его светлые волосы казались почти белыми.

— Господин лейтенант, я думаю, надо послать кого-нибудь за портфелем. Если фашист не выпустил его даже в минуту смерти, значит, там что-то есть. Может, ценные бумаги, которые могли бы нас заинтересовать.

Это сказал сварщик Маноле Крэюце, командир боевого патриотического отряда. Он вместе с командиром военных лейтенантом Эудженом Негурой и связными — двумя рабочими и тремя солдатами — находился в одном из ближайших домов.

— Ладно, комиссар, я пойду! — вызвался токарь по имени Флоря Чобэника. Сам он был беспартийным и неизвестно почему называл своего командира Маноле Крэюце комиссаром.

— Если хочешь, давай. Только смотри, чтобы тебя не поцарапал осколок. — При этих словах в глазах Маноле Крэюце промелькнула тень страдания. Всего лишь четверть часа назад он узнал, что его брат Кэлин Крэюце тяжело ранен во время боев в порту.

— Ничего, я ведь служил в армии и в таких вещах кое-что понимаю. К тому же для меня еще не изготовили ни пули, ни снаряда. Я еще пожить хочу, комиссар!

Захватив автомат, Флоря Чобэника покинул помещение командного пункта.

Как раз в это время посреди улицы с грохотом разорвалась мина.

— Какого черта стреляете, свиньи? — сердито выругался токарь, пробираясь вдоль стен домов. Из окон командного пункта за ним наблюдали Маноле Крэюце и лейтенант Негуру.

— Хоть бы они не начали стрелять чаще! Тогда ему ничего не угрожает, — высказал свое мнение сварщик.

— Не думаю, что они изменят свой метод. Уж если они решили обстреливать нас с промежутком в десять минут, то так и будут продолжать, пока у них не кончатся боеприпасы. Я их знаю.