И снова утро (сборник)

— Так они позволят нам пройти или нет? — взорвался полковник.

— Он говорит, что торопиться нет смысла… что все равно мы после них только доберемся до Бухареста…

— Но мы хотим сражаться против немцев! Ты сказал ему об этом?

— Сказал… Он ответил, что это очень хорошо, но, пока он не получит приказа, не может принять никакого решения…

— Значит, мы и на ночь здесь останемся…

— Это в любом случае! — подтвердил Михуляк.

Полковник задумчиво стоял с потерянным видом. Его взгляд будто унесся следом за ослепительным солнцем. Потом Михуляка окружили другие офицеры, которых интересовала скорее не судьба отряда, а то, как его приняли русские.

— Обнимать меня бросились, едва увидели. Вот как! — неожиданно рассердился майор. — Рады вас видеть! Пожалуйста, пейте и ешьте. Вот вам водка, а вот и табак! Другого у нас ничего нет, потому что с тех пор, как началось наступление, мы все время в пути… и не знаем, где остановимся.

От его язвительных слов, его издевательского тона офицерам стало не по себе, их охватили мрачные предчувствия, будто обдало ледяным ветром. Им было тяжело признать, что они действительно проиграли войну, войну, которой они не хотели, но в которой их жизни до вчерашнего дня были поставлены на карту. Русские вышли из этой войны победителями…

Матеяну вышел из состояния задумчивости и отвел глаза от слепящего солнца. Теперь он несколько успокоился, лицо его просветлело. Он даже не слышал разговора офицеров. Отослав офицеров по своим подразделениям, чтобы они рассказали солдатам о первой встрече с русскими и распорядились о мерах на ночь, Матеяну тяжело опустился на плащ-палатку и пригласил Михуляка сесть рядом.

— Расскажи мне о русских, — шепотом попросил он майора. — Думаешь, мы договоримся с ними? Какое впечатление произвел на тебя генерал?

— Несколько холоден и подозрителен, может, скорее, осторожен, но человечен! Знаешь, что он сказал мне вне официальной беседы, которая длилась всего какую-то минуту?.. «Я понимаю, что вам тяжело, господин майор. Поверьте, лучшего вы ничего не могли предпринять. Это настоящее чудо, что вы сделали. Как раз в тот момент, когда никто не ожидал этого, вы нашли в себе невероятную силу и поднялись на ноги! Понимаете?» — «Нет, а что вы имеете в виду, господин генерал?» — «То, что вы в последний момент смогли спастись от катастрофы, да еще схватились с немцами. Если вы все равно думали совершить это, какого черта вы не сделали этого раньше?!» — «В двух словах не объяснишь, господин генерал! И возможно, нам вместе надо спросить себя об этом!» «Вовсе нет!» — возразил он. Потом сдержался, словно забыв обо мне, стал рассматривать села, через которые мы проезжали. В любом случае они менее вспыльчивы, чем я думал, может, потому, что уверены в себе, тверды в своей вере. «Прикажите, пожалуйста, — снова начал я, воспользовавшись случаем, — дать возможность нашей колонне следовать дальше!» «Не имеет никакого смысла! — заверил он меня. — Все равно вас перехватят другие части, а я не могу вам гарантировать, что вас оставят в покое. Вы ведь знаете, что такое армия в наступлении!» «Тогда что же делать?» «Не знаю», — пожал он плечами.

Михуляк достал сигарету, которую он привез от генерала, разломил ее пополам, отдал половинку полковнику и щелкнул зажигалкой. Затянувшись несколько раз, продолжал возбужденно:

— Потом мы молчали всю дорогу до Бакэу, где находится его командный пункт. Я сидел в его машине рядом с ним, а впереди с шофером ехал переводчик. На въезде в город встретили их танковую колонну. Это задержало нас почти на час. Я насчитал сто сорок восемь машин! КП он перенес вслед за колонной в Блэджешти, откуда я и прибыл сейчас. В Бакэу, в румынском штабе, я видел и нескольких наших генералов…

— Что ты говоришь! — не поверил Матеяну.

— Господин полковник, — перешел на шепот Михуляк. — Мы еще не представляем масштаба катастрофы, которая была, есть и, возможно, еще будет! Мы пока не знаем, что произошло, а может, так и не узнаем всего! Но без переворота в Бухаресте мы совсем пропали бы! Мы были на краю пропасти и пошли бы на дно вместе с немцами…

— Я вижу, ты начал думать, как русские! — упрекнул его полковник.

— Господин полковник, — пробормотал Михуляк, содрогнувшись. — Я говорю, мы еще не отдаем себе отчета… что пережили ужасный момент!

— А почему ты думаешь, что уже пережили?

— Из-за переворота в Бухаресте. Сейчас, в этот момент, мы уже вышли из войны и, как говорят по радио, набросились на немцев…

— Значит, и ты думаешь, что это все, что мы сможем сделать теперь?

— Точно! — подтвердил Михуляк, глядя на полковника своими большими мягкими глазами.

Они замолчали. На холме, между танками, солдаты, охваченные горечью, погрузились в ожидание, которому, казалось, не будет конца. Русские на дороге улеглись вдоль канавы, утомленные напряжением и маршами этих дней. Солнце, уже низко склонившееся к горизонту, обволокло холм косыми красноватыми лучами. Тени стали длиннее. Перед вечером Матеяну снова собрал командиров подразделений. Он обычно долго и глубоко думал, но особо важные решения принимал сразу.