И станешь ты богом

Тут вчера ещё беда одна приключилась. Бывший их сотоварищ продал месторасположение лагеря булгарскому воеводе за кисет с золотыми монетами. Спасибо псам, что вовремя подняли лаем тревогу. И то благо, что отряд вражеский был небольшой – около ста воинов. Встретили непрошеных гостей со всеми почестями, накормили стрелами калёными да мечами острыми, спать уложили навечно. Тех, кто честь воинскую посрамил, в плен сдавшись, распяли, содрав кожу. Бывшего сотоварища сумели изловить живьём. В суде богов ему отказали. Перешёл он грань, когда честь можно защитить в честном поединке. Опчество решило его связать крепко, да опустить на трое суток в яму. Раз он в душу всем нагадил, продав за золото кровных братьев своих, пусть теперь каждый на него в отместку нагадит. Око за око, зуб за зуб. Потом выволокут его из ямы, дерьмом измазанного, зашьют ему во рту кисет с золотыми монетами, и на опушке распнут зверям и птицам на потеху.

Ещё Волчий хвост просит Кудыму провести погребальный обряд над павшими воинами. Был у них в дружине священнослужитель, из тех, кто богу Христу поклоняется. Самим Папой из города Рима – главным жрецом этого бога – был он послан в эти края, чтобы нести людям новое знание и приводить их в веру христианскую. Один он шёл по дорогам, деревням, городам и весям. Захватили его в плен ары, а выкупил из рабства Волчий хвост. Однако убили монаха. Хоть не брал он в руки оружия, в боях не участвовал – издали стрелой поразили. Пусть ругался служитель бога Христа, когда сжигали умерших согласно старому Покону, обзывал их язычниками, грозил карами страшными, однако обряды погребальные проводил справно. Махал чашей специальной на цепи, кадильницей называется, куда клал и зажигал ароматные масла, заклятия прощальные произносил. Пусть по-своему, но богам то лепо, когда своих не бросают на поругание. Какая разница, каким обрядом? Обрядов много – душа одна. Надо её уважить. Как теперь быть? Кто проводит души в последний путь?

И ещё Волчий хвост клянётся в том, что если они ему помогут сегодня, он никогда не забудет это ратную помощь. Глядишь – и его ватага на что сгодится. Не только днём вчерашним жив человек, но и будущим.

Кудыма без колебаний согласился провести обряд сегодня вечером. Он также настоял, чтобы на костёр возложили всех погибших. Тех, кто распят и пока ещё жив – избавить милосердным ударом меча от дальнейших мучений. Они, для людей подневольных, воевали достойно. Известно, что свободный человек в битве всегда сильнее раба. Не их вина, что они сдались в плен. Не за что им было класть свои животы. Но всё-таки эти невольники шли в бой, спаянные дисциплиной. Это нужно уважать. Поэтому они тоже достойны погребения вместе со всеми.

Предателя же оставить как есть. Пусть подыхает, подобно бездомному, безродному смердячему псу. Но и с псом его сравнивать нельзя. Он стократно хуже. Тот, кто предал кровное братство, тот – мерзота. Как гнида. От таких скользких гадов даже самые милосердные боги с презрением отворачиваются.

У Кудымы сжались кулаки, глаза полыхнули недобрым огнём. Он вспомнил своего кровного брата Пислэга.

Над остальным вожди обещали подумать. Окончательный ответ они дадут завтра с восходом солнца. На том и порешили.

VI

Едва солнечный круг осветил верхушки деревьев, Кудыма и Щука пришли в шатёр к Волчьему хвосту. В лагере ещё стоял запах сожженной плоти. Но, вместо огромного костровища, около капища высился плотно утрамбованный курган в два человеческих роста. Шаманский чум разобрали сразу после действа.

Как ни ругался клирик[28] в своё время, капище было и до него, и при нём, и после него. Здесь нашли пристанище лики многих богов. Грозно и непримиримо глядели они грубо вырезанными лицами на своих детей – человеков. Глубоко спрятанными в складках дерева глазами спрашивали с них грозно и непреклонно: Всё ли соблюдается согласно тому, что завещали нам пращуры? Чтится ли Покон?

Среди языческих богов резко выделялась фигура распятого Христа. Монах сумел обратить в христианство нескольких ватажников. Однако остались они ещё с языческим мышлением. Веруя во Христа, вырезали фигуру бога и отнесли её к фигурам других богов на капище, где водрузили и начали молиться. Неумело, но искренне. Приносили Христу жертвы, как привыкли приносить в язычестве: клали к подножию распятия, добытые в бою мечи и срубленные головы, мазали губы бога кровью, чтобы умилостивить его. Монах неистовствовал, топал ногами, кричал, ругался площадной руганью на пяти языках, но ничего пока не мог поделать. Однако продолжить дело просвещения кровожадных язычников идеями Христа не успел – случайная тяжёлая стрела ударила под левый сосок во время последнего боя, выпила жизнь.

Монах никогда не брал в руки оружия, но свое присутствие на поле боя считал необходимым. Он лечил раненых, причащал умирающих, приносил баклаги с водой страдавшим от жажды, не деля людей на своих и чужих. Его уважали, ценили, берегли. Да не уберегли вот…