И сто смертей(Романы)

Город был незнакомый, поэтому Яан не рискнул искать окольного пути на Порховское шоссе, хотя логически это было возможно. Это заняло бы слишком много времени, можно было опоздать. Он должен немедленно доложить о действительном положении… И они вновь окунулись в этот бурлящий человеческий поток, который по широкому шоссе выливался из города. Поток стал еще плотнее, шедшие гуськом пешеходы плелись по обе стороны кюветов вслед всему едущему и катящемуся. На этот раз шоферу посчастливилось пристроиться в хвост без конца сигналившей воинской колонны, прежде чем людской поток снова сомкнулся. Продвигаясь вперед черепашьим шагом, они проезжали мимо тысяч лиц, мимо сотен возов, увенчанных узлами, будто луковицами куполов, мимо бесчисленных конских морд, которые усеченными конусами возвышались над человеческой массой. Все это напоминало что-то доисторическое — какая-то скифская кочевая орда. Вся движущаяся толпа создавала своим движением и производимыми звуками такой гул, что шума автомашины вообще не было слышно, хотя мотор тянул на первой скорости, шагом.

Когда они наконец свернули на Порховское шоссе, в радиаторе, булькая, вовсю кипела вода. Возле первого придорожного дома шофер остановил машину и пошел с котелком долить из колодца холодной воды. Из-под пробки с шипением вырывался пар. Пот стекал на брови, и рубашка неприятно липла к спине.

В то время, как шофер доливал воду и несколько раз ходил к колодцу, внимание Яана привлек стоявший в некотором отдалении у дороги мальчишка. Лет он был, пожалуй, десяти, в одной рубашке и с непокрытой головой, в спортивных тапочках на босу ногу. Мальчишка махал рукой каждой машине и телеге, проезжавшей мимо, но никто не останавливался. Большинство машин и повозок и без того были переполнены, к тому же возле дороги было слишком много людей, просивших подвезти.

Среди бесконечного множества беженцев мальчишка выделялся своим полным одиночеством. Никакого узла или мешка. И какой разумный человек пустился бы в долгий путь в одной рубашке и в тапочках на босу ногу! Может, он выбежал из этого же придорожного дома? Но почему он тогда просится на подводы? То, что мальчишка устремился в сторону Порхова, было вне сомнения.

Яан склонил голову набок, слегка пригляделся и поманил паренька. Тот подбежал поближе, затем остановился и принялся недоверчиво его разглядывать. Яан снова поманил. Мальчишка продвинулся еще, но вплотную не подходил. Он оставался настороженным, готовым тут же улепетнуть.

— Иди сюда, — позвал Яан.

— А вы нашенский? — спросил мальчишка.

— Чей нашенский?

— Ну, Красной Армии!

— Ну конечно, — успокоил он мальчишку. — Откуда идешь? Куда путь держишь?

Между мальчишкой и Яаном все еще оставалось порядочное расстояние.

— Я из Пскова. В Порхов хочу. Там у меня тетка живет.

— Как же это ты один остался?

— А у меня папка на фронте. Мамку бомбой убило. Мы с Толькой сидели у них в убежище, когда бомба шмякнула. Страшенная такая дылда, я думаю, самая большая, что была у фашистов. Потом нашего дома как не бывало, яма здоро-овая такая. После я два дня жил у Тольки, но он уехал с матерью в Ленинград, они меня с собой взять не могли, я не ихний.

За разговором мальчишка забыл про свою осторожность, подошел к Яану и впился в него лихорадочно блестевшими глазенками.

— И пошел прямо к тетке?

— Не! До этого я еще хотел пойти в разведчики. Просил всех командиров, которые проходили, только ни один не взял. Некоторые отвечали, что у них уже есть разведчики, другие велели идти домой к мамке. А куда я пойду, когда от нашего дома одна здоровенная яма осталась?

Мальчишка вопросительно уставился на Яана. Он повернулся затылком к солнцу, и его большущие, оттопыренные уши стали розовато просвечивать.

— Товарищ лейтенант, а может, вам разведчик нужен? — воскликнул мальчишка с неожиданно рожденной надеждой. Опережая ответ, он с жаром принялся уверять: — Я завсегда справлюсь! Знаете, какие из мальчишек разведчики? Я читал про одного испанского мальчишку, три раза от начала до конца прочел — имя его было Педро, а звали Пепе. Он все выполнял, что требовалось, выкрал из фашистского штаба документы и провел наших в тыл марокканской кавалерии, наши так лупанули, что пыль столбом. Жаль только, фашисты схватили его и расстреляли… — со вздохом заключил пацан.

Яан покачал головой:

— Нет, разведчики мне ни к чему, я сам разведчик. А что, у тебя в городе больше никого не осталось, что пошел вот так, совсем раздетым?

— Я же сказал, Толька был, но он уехал с матерью в Ленинград. Не знаю, доехал ли. Немец поезда тоже бомбит. У нас разбомбил санитарный поезд, мы возле железной дороги жили. Жуть! Вагоны загорелись, внутри раненые кричат. Мы с ребятами ходили спасать, только солдаты нас прогнали. И напрасно! Я крови не боюсь — не верите?

— Верю, верю. Всю дорогу идешь пешком?

— Ну. Я бы и до Порхова дошел, только подошва прохудилась, и пальцы в кровь стерлись, теперь вот хромаю. А вприхромку быстро не пойдешь.

Мальчишка сел на землю и поднял ногу перед Яаном. Под большим пальцем была круглая дырочка, виднелось розоватое тело.