И сто смертей(Романы)

Но в то утро к LQ86 все же приблизился чужой самолет. Ни Берг, ни Коонен даже не успели узнать, что это была за машина. Возможно, какой-нибудь «Дуглас», совершавший ранний чартерный рейс, или патрульная «каталина» чьих-то военно-морских сил; они не заметили ее приближения, так как машина подошла с хвоста на большей, чем у LQ86, скорости. Клайс почему-то решил, что их атакуют. Развернув пулемет на турели, он дал несколько длинных очередей. Резкий треск выстрелов на какое-то мгновение перекрыл гул моторов.

Пули Клайса дырявили с близкого расстояния фюзеляж, били по моторам, высекая из них огонь и дым. Самолет задрал нос и словно застыл на какой-то миг, потом камнем рухнул в бездну. Клайс ясно видел охваченное ужасом лицо пилота и его открытый в крике рот.

Картина эта с тех пор непрестанно стояла у него перед глазами. Клайс теперь частенько оставлял в тарелке еду, на карабин он вовсе не смотрел, и случалось, что по утрам даже приказание Берга не могло поднять его с постели. Лишь только к вылету он по привычке появлялся у самолета точно в срок. Со сморщенного, посеревшего лица на других глядели его бесцветные, бесконечно усталые глаза.

Через два месяца Коонен обнаружил утром Клайса в койке окоченевшим. Бортстрелок умер тихо, возможно, он последним усилием воздержался от того, чтобы потревожить других, рот его перекосила смертная мука.

Полтора дня Берг и Коонен попеременно копали могилу на единственном клочке земли на острове. Хотя стояла осень, но ранние холода уже успели схватить тонкий слой почвы на скальном ложе, и с помощью одной лишь небольшой саперной лопатки дело продвигалось медленно. Но это не имело значения. Клайс умер в ночь с воскресенья на понедельник, следовательно, в свободную половину недели. Так что забота о его бренных останках заполнила для Берга и Коонена пустые дни.

Когда они добрались до скалы, Коонен взял у Берга лопату и насыпал немного земли обратно в могилу. Тонкий слой прикрыл каменное ложе. Просто немыслимым казалось опустить Клайса на голый камень.

Они завернули тело бортстрелка с непропорционально большой восковой желтизны головой в его ненужный уже парашют и, понемногу потравляя стропы, опустили Клайса в могилу. Затем дали салют из пистолетов. Пальцы окоченели. Все три раза Берг морщился — выстрелы звучали вразброд.

Потом Коонен разрезал горелкой наискось бочку из-под бензина, вырубил из гильз одиноко уставившейся в небо возле склада с горючим зенитной пушки пять медных букв и приклепал их кусочками медной проволоки к дну бочки. Затем вкопал свое надгробие из оцинкованного железа примерно на фут в могилу, повернув днище навстречу их обычному посадочному направлению. Бергу теперь всякий раз при заходе на посадку посадочным знаком светило имя: КЛАЙС.

Крест установить было нельзя. Его не из чего было сделать и можно было задеть крылом.

В четверг они снова ушли в полет. Про себя Берг подумал, что Коонен ему все-таки нужнее Клайса. При надобности и штурман сумеет занять место стрелка, курс же надо прокладывать постоянно. Кроме того, Коонен как второй пилот может взять в свои руки штурвал. Додумав до конца свою мысль, Берг даже не удивился тому, что она не показалась ему циничной.

Это был невероятный полет. Над большей частью Европы циклон громоздился на циклоне, внизу, на земле, бушевали бури и шли проливные дожди, на высоте же LQ86 гребни облаков и внезапные потоки воздуха так сотрясали машину, что дергались рули и трещала на обшивке клепка. Коонена обычно никогда не укачивало, но на этот раз бесконечная болтанка и вибрации выворачивали душу наизнанку. То и дело ему приходилось глубокими вдохами и глотательными движениями отгонять тошноту.

Берг вцепился в штурвал, который сонмы каких-то бесплотных созданий старались непрекращающимися резкими рывками выбить у него из рук. Моторы ревели натужно и неровно, штормовые вихри то уплотнялись и твердели возле лопастей пропеллеров, то вдруг разрежались так, что моторы при том же газе вдвое увеличивали обороты.

Бесконечные сотрясения и рысканья самолета в воздушных потоках вконец измотали пилотов. Словно тупая ревматическая боль, охватило Берга ощущение старости и усталости его машины.

Под утро они, как всегда, легли на обратный курс.

Земли нигде не было видно. Под ними во все четыре стороны простирались безбрежные, без единого просвета, плотные темно-серые слоистые облака — стратус. Возможно, что тучи над землей сочились нескончаемой изморосью. Вполне вероятно. Отсюда, с трехкилометровой высоты, облака казались далекими, их гребни и впадины едва проглядывались лишь как разные оттенки все того же безжизненно-серого пространства.

Потом из-за горизонта показалось солнце. Его огненножелтый луч, ударивший с правой стороны кабины, вонзился в глаза Коонену. Несколько мгновений спустя пламенеющий диск выкатился настолько, что осветил сверху облака. Серый стратус окрасился в розовое; сумерки осели во впадинах, которые к тому же приняли теперь лиловый оттенок. Мертвенно-серый ковер запылал вдруг теплыми и радостными красками.