И тогда оно упало мне в руки

Гм… И что я должна ответить? Да я скорее сдохну, чем стану дружить с этой узколобой. Меня так и подмывало сказать: «Я ее ненавижу до глубины души», но мне не хочется выглядеть в глазах Масимо стервой, поэтому я отвечаю:

— Гм… Ну да, Линдси, она, вобщем… ну да.

И все.

— У Линдси есть лишний билет на «Late and Live»[66], наверное, это интересно, как думаешь?

Я молча киваю и даже натурально улыбаюсь, хотя мозг мой вопиет: «Убей ее… придуши ее же собственными стрингами, сунь ее личиком в ведро с макрелью…»

Уф, теперь я знаю, каково приходится ревнивцу Ангусу.

И тут вижу: вати просунул голову меж занавесок и машет нам. Потом его сменила мама — тоже улыбается и машет. Слава богу, что хоть клоунский автомобиль в гараж загнали. Зато Ангус с Гордоном оказались на улице, хотя Гордона в это время вообще не выпускают. Горди по-прежнему в картонных очках, но без резиновой шапочки, поэтому очки съехали набок. Оба кота забрались на кирпичную стену и там играются. Я и говорю Масимо, чтобы хоть как-то поддержать разговор:

— А это Ангус и Горди.

Масимо подошел ближе к котам и говорит с улыбкой:

— Какие забавные.

Тут Ангус замер и в упор уставился на Масимо, я даже заволновалась — а вдруг коты этой породы не любят итальянцев? И Гордон тоже сел и стал смотреть на Масимо. Сидят и смотрят, высунув язычки. Два кота идиота.

Что варится в их бедных головках?

Вконец расстроенная, я говорю:

— Ну, я пойду, а то больно холодно. Спасибо за приятный вечер.

— Ну да. Ciao.

Масимо завел скутер, забрался на него, потом снова слез и подошел ко мне:

— Спасибо тебе, Джорджия. — Он приблизил свое лицо к моему, и я подумала: «Да, да! Сейчас он меня поцелует! Наконец-то!»

Он меня и впрямь поцеловал. Как маленькую. Просто коснулся губами моих губ. Безо всякого участия языка или рук. Чмокнул, и все.

— Ну, пока.

И уехал.

Полночь

Я так устала! Во имя ночной рубашки Ричарда Аттенборо[67] — что все это значит?

Суббота, 30 апреля 10.00

Глазам своим не верю. В кругу папиных друзей — психмобильная истерия: еще двое купили себе трехколесные «Робин Релайант» и устроили сходку у нас перед домом. Стоят и обсуждают колеса, прилепленные красные носы и прочее. Я сижу в комнате и жду, когда они уберутся на свое клоунское ралли, чтобы спокойно погрустить.

10.30

Мутти поднялась ко мне, чтобы перед уходом чмокнуть меня в щечку. Я зарылась головой в подушку, а мама и говорит:

— Ладно, тогда я поцелую подушку.

— Ррр… — рычу я.

— Мы вернемся часам к восьми, — говорит мама. — Обязательно поешь, не хватай что попало, вроде чипсов с джемом. Да, кстати, этот итальянский мальчик — очень даже.

О боже, она что, глаз на него положила?

11.00

Смотрю сквозь щелочку меж занавесок, как отчаливает кавалькада психмобилей.

А потом еще родители удивляются, что мы их стыдимся. Возьмите хотя бы моих: вати — в кожаных штанах и пиджаке, в летном шлеме и мотоциклетных очках. Мутти — в кожаной юбке и кожаных сапогах-ботфортах, ну вылитая проститутка. А папа — ее сутенер…

Вчера Либби устроила родителям сцену, потому что тоже хочет на ралли. Она своего добилась. Едет не только она, но и Горди с Ангусом. Либби сидит с котами на заднем сиденье, и все трое — в мотоциклетных очках! Я угораю!

Вот откуда у Либби такая власть надо всеми? Ведь Ангус — это мой кот, мой. Еще вчера вечером он лежал на мне и урчал, успокаивал меня. Я надеялась, что он останется со мной — я даже встала в полдевятого, чтобы покормить его.

Кстати, при кормлении Ангуса я соблюдаю все меры безопасности — этот зверь хоть кому откусит руку. А кормлю я его следующим образом: выгоняю в прихожую, кладу еду в миску… У Гордона своя собственная миска, и стоит она в туалете на первом этаже, потому что после кормления он обычно пьет очень много воды, а в туалете ее пруд пруди (фу). Так вот, пока Ангус долбит головой в дверь, я накладываю в миску еду, потом бегу в сад, захожу в дом с другой стороны и впускаю Ангуса на кухню. Он пулей летит к миске, а я быстренько закрываю дверь, чтобы не дай бог во время кормления не оказаться с ним в одной комнате. И что вы думаете, он мне спасибо сказал? А Либби его только пальцем поманила, и вот он уже в мотоциклетных очках и готов отчалить. Странно еще, что Либби не настропалила всех посадить его за руль. Но еще не вечер — на обратном пути, может, дело этим и кончится.

12.00

Звоню Джас, своей лучшей подруге:

— Джас.

— А, привет. Ну как там у тебя, до какого уровня вы дошли?

— Джас, я в полном смятении.

Я рассказала ей, как мы сходили в кино. И Джаска задумалась. В трубке слышится — треск, или это винтики скрипят в ее голове… Джаска думала-думала, а потом заключила:

— Что, вы не дошли по поцелуйной шкале даже до «единицы»?

— Думаю, что нет. Один раз, передавая мне колу, он случайно дотронулся до моей руки.

— Но за руку он тебя не держал?

— Нет.

— Тогда это не считается. Ну какую отметку по поцелуйной шкале можно поставить, если тебе предложили колу, или сказали «привет», или…

Она начинает действовать мне на нервы. Ну никакого такта у человека.