И целой жизни не жаль (СИ)

Все оказалось не так страшно. Триала Варана, довольно неприятная и черствая женщина, всего лишь напомнила сыну, промурыжив его при этом целый день, что раз они теперь скатились вниз, к подножью пирамиды титулов, не могут игнорировать приемы у императора и просто обязаны явиться через три дня ко двору, иначе пойдут слухи. Это “обязаны”, пускай и продиктованное не ею, а законами двора, всколыхнуло в Миране давние воспоминания, когда за все время его единственного визита в гости к семье мужа из ее уст при обращении к сыну слышалось только “обязан” да “должен”, будто она не с членом семьи разговаривает, а слугу перед уборкой инструктирует - и ни одного доброго слова. Однако такой номер с новоиспеченным родственником у нее не прошел, арханам кроме императора Вильена могли указывать разве что генералы - хотя и стоявшие на одной ступеньке, военные чины имели немного большее влияние на гражданские - так что триала благоразумно решила довольствоваться малым, а именно небольшим процветающим имением, лакомым кусочком, щедро выделенным из наследства семьи Данале - платой за то, чтобы в будущем не настаивать на встречах со своим первенцем сверх необходимого минимума, лишь бы соблюсти светские приличия. Ни о чем таком сам Ангелло не знал - не знал, с какой алчностью неприятная женщина торговалась своим сыном и как лебезила потом перед арханом, получив желаемое. И хотя Миран сейчас чувствовал небольшую вину за то, что сознательно подставил мужа, целый день отдувавшегося за плохое настроение родительницы, все равно поступил бы точно так же, получи он возможность повернуть время вспять - он бы снова “забыл” напомнить мужу о сыновнем долге, что надо бы сообщить о своем “воскрешении”, когда тайком от него писал письмо своей семье, мстительно представляя, как уязвлена будет триала, когда узнает, что с ней связаться не посчитали нужным. Ей же плевать было, когда Миран скулил от боли ночами, сходил с ума из-за того, что время бездарно утекало, а Ангелло завис между жизнью и смертью, она даже не навестила своего сына тогда. И только поддержка собственной семьи, сразу же прервавшей зарубежное путешествие после получения плохого известия, помогла пережить самые страшные первые месяцы, когда Миран рвался в запечатанную комнату - поближе к мужу.

Подумаешь, прием. Сердце стукнуло раз, замерло, а затем… Нет, не застучало сильнее - забилось так же ровно, как и до этого. Самое страшное Миран уже испытал на себе, а прием у императора - так, ерунда. Не стоило Гелле переживать, что его гордому мужу будет больно, когда придется выслушивать завуалированные подколки от бывших завистников, которые явно обрадуются униженному положению бывшего архана - старые ценности давным давно перестали иметь значение для некогда убитого горем мужчины, радующегося сейчас каждой прожитой минуте. Именно так - прожитой по-настоящему. Раньше от него никто не требовал присутствия при дворе, все-таки муж был при смерти, а сейчас - действительно, нужно было явиться к императору, да и представить обществу второго мужа не мешало бы. Так что к ужину семья спускалась со смешками под веселый рассказ Дареда о первом дне в стенах академии и о том, как они с мужем добирались до дома. Только раз Гелла вскинулся виновато, когда Даред рассказал, что не смогли починить шпильку, так как резерв Мирана уже был пуст. Каждое упоминание об оставшихся крохах магии жгло виной здоровяка, он представлял, как страдал муж, почти лишившись магии - редко какой маг после такого не сходил с ума. Но Миран лишь успокаивал его с мягкой улыбкой: “Глупый… Я даже не замечал тогда, что мне чего-то не хватает, сердце болело от другого”. А когда смирился со временем с болью, лишь удивился равнодушно, что еще хоть что-то осталось от выжженного резерва.