И цветы расцвели...

Вы не можете слышать, не можете видеть, не можете чувствовать запах и прикосновение: все, что вы делаете, загрязнено, к нему при­мешивается много постороннего. Вы любите, но к этому примеши­вается много другого: вы ведете себя собственнически, даже не до­гадываясь о том, что собственничество относится к ненависти, а не к любви. Любовь не может обладать. Любовь означает освобождение другого. Любовь - это бескорыстный дар, это не сделка. Но для ва­шего ума любовь - это лишь меньшая степень ненависти, и только. В лучшем случае, вы думаете «Я могу терпеть этого человека: того человека я терпеть не могу, поэтому я не могу его любить. Этого че­ловека я могу терпеть». Но в любом случае оценка отрицательная.

Когда вы становитесь просветленным, оценка меняется на поло­жительную. Тогда прекрасно все; даже ваша гора, ваш невроз пре­красен, даже сумасшедший - это нечто прекрасное. Возможно, эта красота немного несовершенна, но все же это прекрасно. Возможно. Бог немного сбился с пути и согрешил, но, тем не менее, это Бог.

Для просветленного человека не существует ничего неправиль­ного. Все правильно - что-то больше, что-то меньше. Между Богом и Дьяволом нет разницы: отличие лишь в степени. Бог и Дьявол - это не два полюса, не два противника.

В языке индусов есть прекрасные слова. Ни в одной другой стра­не не было такого понимания слов: санскрит - это нечто уникаль­ное, очень восприимчивый народ. Слово дьявол (англ. Devil) проис­ходит от того же корня, что и дева; дева значит «бог». Дьявол и бог происходят от одного корня: дев. Дев значит «свет»; от этого дев происходит дьявол; и от этого же дев происходит девата, то есть Божественное (англ. Divine). Английские слова divine и devil про­изошли от одного санскритского корня dev. Это одно явление. Ваше видение может отличаться, ваша точка зрения может отличаться, но это одно и то же явление. Просветленный человек даже о дьяволе скажет: «Как прекрасно! Как божественно! Как чудесно!»

Был такой случай: одна мусульманская женщина-мистик, Рабия Аль-Адавия, исправила много строк в своем Коране. Она зачеркнула все слова «ненавидьте дьявола». Однажды у Рабии остановился про­ездом другой мистик, Хасан, по дороге он забыл где-то свой Коран, и, когда утром пришло время молитвы, он ему понадобился. Он по­просил у Рабии ее книгу; она дала ему свой Коран. Сначала его уди­вило то, что Коран был пыльный - значит, его не использовали каж­дый день. Впечатление было такое, что его не читали вовсе, не читали многие месяцы - но он подумал, что сказать что-либо по этому поводу было бы невежливо, и, открыв Коран, он начал мо­литься.

Тут он был удивлен еще больше, даже потрясен: ведь никто не может править Коран, а здесь было столько исправлений! Все места, в которых говорится «ненавидьте дьявола», Рабия просто зачеркну­ла, она это отвергла.

Он так разнервничался, что не мог молиться что, Рабия стала еретичкой, атеисткой — или как это понимать? Для мусульманина просто непостижимо, чтобы кто-нибудь исправил Коран: это слово Божье! Никто не может его исправлять. Поэтому они говорят, что пророков больше не будет, потому что, если придет новый пророк и будет говорить то, чего нет в Коране, это создаст путаницу. Поэтому после Магомета двери закрылись - он был последним пророком!

Это очень умно с их стороны. Они говорят, что в прошлом было много других пророков, он не первый, но он последний. От Бога больше не будет посланий - свое последнее он передаст с Магоме­том.

Так как смеет эта Рабия? Она правит Коран? Хасан не мог даже молиться, настолько он разволновался. Кое-как он все же закончил и пошел к Рабии.

Рабия была просветленной женщиной. Во всем мире только не­сколько женщин стали просветленными; и одна из них - Рабия. Гля­дя на Хасана, она произнесла: «Похоже, ты не мог молиться. Похо­же, тебе не давал покоя пыльный Коран. Так ты все еще привязан к вещам, подобным пыли? И должно быть, мои исправления в Коране потрясли тебя до глубины души».

Хасан сказал: «Но откуда... откуда ты знаешь?»

Рабия ответила. «Я проходила мимо, когда ты молился, и почув­ствовала вокруг тебя сильное напряжение; твоя молитва совсем не была похожа на молитву! Они были такими нервными, эти вибра­ции; так в чем дело? Скажи мне, и покончим с этим!»

Хасан сказал: «Раз уж ты сама заговорила об этом, не сочти меня невежливым, но я не мог поверить, чтобы такая женщина, как ты, могла исправлять Коран!»