И это странным образом разблокировало воспоминания о другом здоровом мужике, который наматывал мои волосы на кулак и бил меня по лицу. Это было в Городе, я сидела в его машине и, кажется, на мне были наручники, а он собирался сделать что-то очень плохое, и мне тогда казалось, что выхода нет, вот как его нет прямо сейчас.
Может быть, это и было то происшествие, которое люди из ТАКС окрестили автомобильной катастрофой? Может быть, тогда со мной случилось что-то ужасное, что я предпочла забыть?
— Приветики! — радостно закричала я, как только передо мной начал обрисовываться овальный контур клоунской физиономии. — Как сам, Пенни? Как дела? Давай сюда красный шарик, старый ты пень!
— Добро пожаловать, девочка Бобби, — сказал он. — Что-то ты сюда зачастила.
— Как же я могу надолго оставить тебя без внимания, Пенни? — спросила я. — Давай, задвинь мне очередную телегу про то, как мне будет плохо, а тебе через это станет хорошо.
Я понятия не имела, что происходит в той, другой реальности. Последним, что я помнила, был сноп искр, возникший перед глазами в тот момент, когда мою многострадальную голову снова приложили о кусок холодного металла. Да здравствует олдскульное автомобилестроение, когда машины делали из металла. Если бы меня ударили о бампер какой-нибудь современной тачки, то там бы только пластик треснул. Дико непрактичные нынче делают тачки.
Судя по тому, что мы пробыли в пути довольно долго, пункт назначения был уже неподалеку, и значит, что в следующий раз я скорее всего очнусь где-нибудь неподалеку от Джеремайи Питерса, который либо что-то прояснит в моей истории, либо поставит в ней окончательную точку.
Не могу сказать, что теперь это меня так уж сильно волновало. Мой нынешний цикл существования явно не задался. Вообще, наверное, было бы здорово, если бы я окончательно чокнулась по дороге в… ну, куда они меня там везут, и дальше им бы пришлось иметь дело с Пеннивайзом.
И пусть насаживает их головы на пики и призывает воронов. Вообще ни разу не жалко.
— Ты что, пытаешься сдаться, девочка Бобби?
— А какая разница? — взорвалась я. — Я ни черта не помню, все от меня что-то хотят, все обо мне что-то знают и не говорят, что именно. Ты хотя бы честен, ты хотя бы говоришь мне, чего тебе от меня надо на самом деле. Так почему бы и нет? Давай сюда чертов шарик!
Любопытно, как часто люди закатывают истерики злобным клоунам, живущим в их подсознании? Насколько это вообще типично? Симптомом какой душевной болезни это является? Мне бы, наверное, с психиатром каким-нибудь не мешало поговорить, но не с ТАКСовским, а с нормальным. Он наверняка расскажет, что клоун — это проекция моего отца, а все его угрозы от того, что меня в детстве недостаточно обнимали…
Или что там еще у них принято говорить.
Мне с самого начала была нужна помощь, но никто мне ее так и не дал. Реджи пытался, но я сама его отшила, потому что Грег и специальный агент Джонсон заморочили мне голову своим чертовым Джеремайей Питерсом, лже-пророком, заморочившим головы целой толпе реднеков, и липовым чудотворцем, с которым я скоро познакомлюсь куда ближе, чем хотелось бы.
Если, конечно, меня довезут живой.
Пеннивайз сунул в рот указательный палец, послюнявил его и нарисовал дорожку слез на своей щеке. После чего наклонил голову к плечу и театрально всхлипнул.
— Я понял, что происходит, — сказал он, патетически заламывая руки. — Ты не сдаешься, нет. Ты умираешь, девочка Бобби. Так давай же напоследок полетаем тут, внизу. А потом уже ты будешь летать одна.
Глава 19
Лицо клоуна принялось расплываться передо мной, а очертания багажника, которые в порядке очередности должны были прийти ему на смену, так и не появились. Я плавно погружалась во тьму.
Может быть, Пеннивайз прав, бампер оказался куда тверже, чем мы все думали, и мои мозги сейчас вытекают на ковролин багажника через неаккуратную дырку в черепе.
Но поскольку на эту ситуацию я уже никак не могла повлиять, то решила сосредоточиться на том, что происходит здесь и сконцентрировалась на клоуне.
— Слушай, Пенни, — сказала я. — А как именно ты умер?
— Что? — взвизгнул он.
— Ну, ты сам говорил, что существуешь у меня в голове и собираешься вылезти в реальный мир, используя мое тело, — напомнила я. — Все эти смерти моими руками, которые ты так живописал…. Это означает, что в реальном мире тебя нет, а ты явно не из тех типов, которые умирают от старости или ковида. Так как же ты умер?
— Ты лучше думай о том, что происходит с тобой прямо сейчас, девочка Бобби.
— А мне кажется, что я нашла себе более интересное занятие, — сказала я. — Дохлый Пеннивайз. Как ты докатился до жизни такой? Ты, который старше чем эти леса и эти горы, ты, которого по этим лесам и горам гоняли еще динозавры? Тебе неприятна эта тема? Почему? Разве смерть — не самое естественное, что может произойти с живым существом? Ведь сам ты, как я понимаю, подарил ее многим.
— Ты не помнишь, — сказал он. — И значит, ты обречена повторять одну и ту же ошибку.
— Я вспомню, — пообещала я.