— Мы уже в воде, — лениво ответил Клаус. — Если хочешь, можешь присоединиться.
— Клаус рассказывает мне «Старшую Эдду», — засмеялась Ася. — Хочешь послушать? А потом мы перейдем к «Улиссу».
Так я ознакомлюсь со всеми толстыми и занудными книжками и повышу свой интеллектуальный уровень. Я уже могу рассказать тебе с умным видом историю про Локки!
— Лучше расскажи мне, почему твои подруги так ненавидят друг друга, — вздохнул Митя. — Я чувствовал себя между ними как крепостная стена, которую вот-вот разрушат.
— Это у них с детства, — развела руками Ася. — И я, между прочим, тоже ощущаю себя крепостной стеной. И обеих люблю. Но они друг друга просто растерзать готовы!
— Лично я предпочитаю находиться на стороне Виолетты, — тут же признался Клаус. — Конечно, не при тебе будь сказано, но твоя невеста производит впечатление не вполне нормального человека, одержимого манией власти. Виолетта же вольнолюбива, вот и брыкается, как норовистая лошадка.
— Кто? — переспросил Митя, удивленно глядя на Клауса. — Кто невеста?
— Как — кто? Алена, конечно!
Митя ничего не сказал. Может быть, они просто так решили. Раз они приехали вместе, конечно, они вправе были так решить. Ася молчала, опустив голову на колени. Ее ладони лежали в воде.
— Она так тебя представила…
Митя оглянулся. Алена и Виолетта приближались к ним. «Невеста, — усмехнулся про себя Митя, глядя на высокую худую Аленину фигуру. — Не-ве-ста… Что ж, я устрою бунт, раз меня по-прежнему держат за идиота, — сказал он себе. — Раз вы, мадемуазель, ведете свои тайные игры, я тоже не останусь перед вами в долгу.
Посмотрим, сможет ли лев вырваться на свободу из вашей дурацкой клетки!»
Какое это блаженство оказаться в воле!
Виолетта лежала на спине, волны покачивали ее слегка, а над ней было небо. Но тут она услышала Аленин смех и разозлилась — чертова мажорка, думает, что мир принадлежит ей! От спокойствия и безмятежности не осталось и следа. Она резко перевернулась и поплыла вперед. Резко, быстро, все дальше и дальше — чтобы не слышать этот голос.
Она так стремилась оказаться дальше, что не сразу обратила внимание на то, что ее кто-то догоняет, или просто не придала этому значения.
— Послушай, притормози, — услышала она за спиной Митин голос. — Разве тебе не говорили, что заплывать за буйки опасно?
— Ты что, спасатель Малибу? — рассмеялась Виолетта. — Или тебя Алена попросила проследить за мной?
— Я не вассал Алены, — хмуро заметил Митя.
— А кажется, что вассал, — ответила Виолетта.
— Мало ли что кажется… Поплыли назад. А то ты начнешь тонуть, и мне придется тащить тебя за твои роскошные волосы.
— Я выросла здесь, — рассмеялась Виолетта. — На Волге, дружок, дети начинают плавать сразу, как рождаются. Поэтому человека, не умеющего плавать, ты найдешь в наших краях с трудом. И наверняка это окажется приезжий.
— Почему ты не любишь Алену? — спросил он неожиданно.
— Тебе это так важно? Ты даже приплыл на середину реки, чтобы выяснить у меня причину? — удивилась Виолетта.
— Предположим, что приплыл я, потому что терпеть не могу, когда кто-то на моих глазах старается утонуть, — сказал он. — А вопрос мой — просто повод поддержать светскую беседу.
— Когда вернемся, я, может быть, смогу тебе ответить, — сказала Виолетта. — Потому что пока я и сама не могу этого объяснить. Кто-то из нас двоих, безусловно, стерва. Может быть, она. Может быть я. А может быть — мы обе…
И она поплыла назад — так легко и быстро, что Митя и в самом деле поверил, что здесь дети начинают плавать с момента рождения. И вода для них — родная стихия. Небо и вода… Может быть, даже роднее, чем земля.
И в самом деле, Виолетта сейчас была похожа на птицу — дерзкую, стремительную, летящую вперед, почти как Аська, застывшая на самом краешке лестницы, вот только…
Виолетта знала, куда и зачем она так стремительно летит. И была готова отдать за это все, расплатиться по счетам сполна, принять все условия. А Аська просто хотела оказаться в родной стихии, потому что ей так хотелось. Она была птицей. Виолетта же все-таки была человеком, которому хочется стать птицей.
— Интересно, — усмехнулся Митя, — а кто же тогда Алена?
«Зря я сюда приехала, — думала Алена. — Нет, надо же было сюда так рваться, чтобы в конце концов убедиться, что все переменилось. Аська, Аська, как ты могла?» Такая родная Аська, с которой можно было поговорить обо всем на свете, которая была способна понять тебя и принять любой, Аська вдруг стала другой. Стоило Алене заговорить о том, что теперь ее окружало, и Аськины глаза тут же становились равнодушными, отстраненными. Ее это совершенно не интересовало.
«Неужели и она такая же, как все? Тоже мне завидует…» Как ни хотелось Алене думать иначе, а другого ответа не находилось…
А Митя? Митя-то каков…
Точно эти голубоватые волны, катящиеся к берегу, наполнили его силой. Своей силой. Он стал совсем иным — и следа от того растерянного отрока, который пропадал без Алены, не представляя даже, как жить в этой стране.