И улыбнется счастье…

Виолетта вытянулась прямо на песке, что-то напевая себе под нос. Митя сидел рядом с ней — сам не зная почему. Рядом с Аленой ему быть сейчас не хотелось, он все еще не мог отделаться от чувства обиды. А с Асей… Он боялся оказаться рядом с ней. Та стена, которую они воздвигли между собой, была слишком хрупкой. Ведь их уже объединило небо, поэтому Митя, иногда кидая в Асину сторону взгляд, ловил в ответ ее — пристальный, вопросительный и чуть испуганный.

Ася сидела рядом с Клаусом, заслоняясь им от Мити. Точно она признала в Клаусе наконец сторожевого пса, верного рыцаря и прибегла к этой защите. Но Митю было трудно обмануть.

Он видел — Ася в замешательстве, как и он сам, и тоже не знает, что делать, как выпутаться, как избежать этого странного смятения чувств.

Только Алена была одна. Она, казалось, спит, лежа на животе, опустив голову на скрещенные руки, и ни до чего ей нет дела. На одну минуту Митя испытал жалость к ней и свою вину перед ней, потому что он мог бы подойти, но… «Ты ее жених, — напомнил он себе.

Она по-прежнему играет в свою игру».

Он хотел бы поговорить с ней об этом, объяснить, почему так отстранился от нее, но сейчас ему казалось, что этот разговор будет куда более безжалостным, чем молчание. Поэтому он выбрал второе.

Сидел, слушая, как Виолетта поет тихонько колыбельную из «Порги и Бесс», и смотрел на Аську, ощущая себя счастливым и несчастным — одновременно.

У Виолетты был хороший голос и абсолютный слух.

— Почти один к одному Дженис Джоплин, — сказал ей Митя.

— Ну да… Я тебе уже поверила, — польщенно улыбнулась Виолетта.

— Я не вру.

— Не врешь, — рассмеялась Виолетта. — Просто ошибаешься. Митя, тебе все понятно в этой жизни?

— Нет, ничего, — признался он, немного подумав. — Почти ничего…

— Вот и мне тоже, — прошептала Виолетта. — Иногда в душе становится тепло, почему-то когда я смотрю… на одного человека, и казалось бы, я должна избегать его, потому что он любит другую женщину, а я не могу оторваться…

Он посмотрел на Клауса. Наверное, Виолетта имела в виду именно его.

— Я… — начал было он, чуть не признавшись Виолетте в происходящем, но вовремя осекся.

Замолчав, он опустил глаза, чтобы Виолетта ни о чем не догадалась.

— Не надо ничего говорить, Митя, — с горечью сказала Виолетта. — Все и так понятно… Неразделенная любовь, как говаривал Карло Гонсало, имеет одно преимущество перед разделенной… Она дает вечное стремление. Потому что тот, кого ты любишь, всегда будет вдалеке от тебя… Может быть, это и есть счастье? — Она поднялась на ноги легко, как птичка, и крикнула: — Аська! Ты еще не сварилась заживо? Пошли в воду!

Аська видела там вдалеке головы Алены, Ветки и Клауса… Они уплыли вперед.

Она могла бы их догнать, но этот чертов лифчик расстегнулся, и теперь Аська пыталась справиться с застежкой, но ничего не, выходило, и Аська уже жалела, что купила этот купальник. Никого рядом не было…

Придется стоять на этом месте, пока не вернутся Алена с Виолеттой…

— Что случилось? — услышала она над ухом голос Мити и невольно вздрогнула. Ситуация выходила из-под контроля, грозя обернуться настоящей катастрофой!

— Ничего, — буркнула она сердито, продолжая неудачные попытки справиться с этой маленькой пакостью. — Никак не могу справиться с застежкой. Не могу же разгуливать по пляжу топлесс!

Он рассмеялся.

— Стой спокойно и убери руки, — приказал он. — И не делай такого лица. Я постараюсь помочь разрешить это недоразумение…

Она обернулась, уставившись на него расширенными от ужаса глазами.

— Господи, да не сделаю же я тебе ничего! — вырвалось у него невольно. — В конце концов, на берегу полно людей. Не стану же я тебя прямо на глазах у публики лишать невинности!

Она засмеялась.

— Может быть, я боюсь за тебя? — лукаво спросила она.

— Ну, с собой я сумею как-нибудь справиться, — серьезно ответил Митя, но в его глазах затаилась улыбка. — А тебя, если будешь упрямиться, просто утоплю.

Он быстро справился с застежкой, но нечаянно коснулся ее спины и невольно покраснел, а рука, словно отказавшись подчиняться, замерла, наслаждаясь нежным, еще детским бархатом…

Она тоже замерла, опустив ресницы. «Боже, какие же у нее ресницы!» — подумал он, пытаясь справиться с этим наваждением.

Краска залила ее щеки, но и Митя чувствовал, как горит его лицо, горит, и не потому, что его рука нечаянно прикоснулась к ней, а потому, что ее, эту самую руку, совсем не хочется убирать…

И все-таки он отнял руку и пробормотал:

— Прости…

Она немного помолчала.

— Ничего, — вдруг рассмеялась она. — Можешь еще разок. Тебе очень идет румянец.

Он отчего-то покраснел еще больше, и она тоже, хотя и пыталась спрятаться за насмешливой интонацией.

— Так и будем торчать тут как два свежесваренных рака? — проворчал он.

— Я все-таки предпочла бы образ рыбки, — фыркнула она. — Как-то сердцу милее.

— Хорошо, — согласился он. — Будешь рыбкой. А я уж останусь раком. Попячусь назад. Спрячусь от волн.

Он прикусил язык — признание уже почти слетело с его губ, раньше чем включился разум, призывающий чувства к порядку.